Ночные крылья. Человек в лабиринте

– Да. Какая тут связь со мной?

– Бордман считает, что у нас есть реальный шанс убедить этих радиосуществ оставить в покое нашу галактику, если мы покажем им, что по разумности стоим ближе к ним самим, чем к их прочим рабам. Если сможем дать им понять, что у нас есть эмоции, потребности, амбиции, мечты…

Мюллер сплюнул.

– «Да разве у жида нет глаз? – процитировал он. – Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей?.. Если нас уколоть, разве у нас не идет кровь?»

– Вот именно, да.

– Как же им дать это понять, если вербальное общение им неведомо?

– Вы так и не поняли? – спросил Раулинс.

– Нет. Я… да. Да. О боже, я понял!

– Среди всех миллиардов людей есть один, способный объясняться без слов. Он излучает свои сокровенные чувства. Свою душу. Мы не знаем, на какой волне. Но они наверняка услышат.

– Да. Да.

– И поэтому Бордман хочет попросить тебя, чтобы ты сделал еще кое-что на благо человечества. Чтобы ты отправился к этим чужим существам. Позволил им уловить излучаемое тобой. Чтобы показал им, кто мы такие, что мы нечто большее, чем звери.

– А к чему были обещания забрать меня на Землю и исцелить?

– Приманка. Ловушка. Нужно же как-то выманить вас из лабиринта. А уже затем, когда вы вышли, вам объяснили бы, что к чему, и попросили бы помочь.

– Признавшись, что исцеление невозможно?

– Да.

– И рассчитывали бы после такого, что я хоть пальцем шевельну ради спасения человечества?

– Не требуется, чтобы ваша помощь была добровольной, – признался Раулинс.

7

Теперь все это хлынуло из него с небывалой силой: ненависть, горечь, страх, подозрительность, мука, упрямство, насмешливость, отвращение, презрение, отчаяние, злоба, ярость, безнадега, неистовство, смирение, азарт, мука, душевные терзания, негодование и гнев – весь этот фейерверк. Раулинс отшатнулся, будто его опалило. Мюллер снова рухнул в бездну отчаяния. Обман, обман, все это обман! Его снова хотят использовать. Как инструмент Бордмана. Он весь кипел. Ему удалось произнести вслух только несколько слов; все прочее же хлынуло наружу чистыми эмоциями, неудержимым потоком через широко распахнутые ворота. Но то, что он чувствовал, само хлынуло из него стремительным, неудержимым потоком.

Когда дикий спазм прошел, Мюллер, стоя между двумя выступами на фасаде здания, спросил:

– Значит, Бордман швырнул бы меня к этим чужакам независимо от того, захотел бы я идти или нет?

– Да. Он сказал, что дело слишком серьезное, чтобы оставлять вам свободу выбора. Ваше желание или нежелание не играет никакой роли. Потребности большинства важнее одиночки.

С убийственным спокойствием Мюллер заметил:

– И ты принимаешь в этом заговоре участие. Не понимаю только, зачем ты мне все это рассказываешь?

– Я от всего этого отказался.

– Ну да, конечно.

– Нет, я серьезно. Да, я в этом участвовал. Да, работал на Бордмана и лгал во всем, что вам говорил. Но я не знал, к чему это приведет… что у вас не окажется выбора. С этим я не могу согласиться. Не могу позволить им поступить так с вами. Моим долгом было сказать вам правду.

– Какая заботливость! Значит, теперь у меня есть выбор, так, Нед? Я могу позволить забрать меня отсюда и еще раз стать козлом отпущения для Бордмана – или могу прямо сейчас, вот в эту минуту отправиться на тот свет, послав к чертям все человечество. Так, да?

– Нет, не надо так! – взволнованно вскрикнул Раулинс.

– Отчего же? Вот мои варианты. Ты был так добр, что рассказал мне всю правду, и теперь я могу выбирать то, что мне по вкусу. Ты вынес мне смертный приговор, Нед!

– Нет!

– А что же это еще? Или я должен позволить снова воспользоваться мной?

– Вы могли бы… сотрудничать с Бордманом, – сказал Раулинс и облизнул губы. – Знаю, это звучит безумно, но вы могли бы показать ему, из какого вы теста. Забыть про озлобленность. Подставить другую щеку. Ведь Бордман – это не все человечество. Есть миллиарды ни в чем не повинных людей…

– Отче, прости им, ибо не ведают, что творят.

– Именно так!

– И каждый из этих миллиардов людей бросится бежать от меня, как только я попытаюсь к ним приблизиться.

– Ну и что? Они с этим не могут ничего поделать! Они всего лишь люди, такие же, как и вы!

– И я один из них? Только они почему-то не думали так, когда отринули от меня!

– Вы рассуждаете нелогично.

– Да, я нелогично рассуждаю. И по-другому не собираюсь. Если предположить, что отправка меня в качестве посла к этим радиосуществам способна хоть в малейшей степени повлиять на судьбу человечества – а я вовсе не куплюсь на эту идею, – то мне доставит величайшее удовольствие уклониться от этого долга. Благодарю за то, что ты предупредил меня. Теперь, когда я наконец-то знаю, что вам от меня нужно, у меня есть оправдание, которое я искал все это время. Я знаю здесь тысячи мест, где смерть приходит мгновенно и вроде бы безболезненно. Так что пусть Чарльз Бордман беседует с этими чужаками сам. А я…

– Дик, прошу тебя, не двигайся, – сказал Бордман, стоя в каких-то тридцати метрах позади него.

Глава двенадцатая

1