У меня в голове раздался голос, и я не знал, услышал ли я звучный бас Тальмита, сухой ироничный голос Хирурга, сдержанный шепот Бернальта или тихий шепот Авлуэлы, потому что все эти голоса звучали одновременно, а с ними и другие, и они сказали:
– Когда все человечество вольется в ряды нашей гильдии, нашему угнетению настанет конец. Когда каждый из нас станет частью каждого из нас, наши страдания закончатся. Нам не нужно бороться с нашими завоевателями, ибо мы поглотим их, как только все мы обретем искупление. Войди в нас, Томис, который был Наблюдателем Вуэллигом.
И я вошел.
И я стал Хирургом, Воздухоплавателем, Обновителем, Перерожденцем, Сервитором и остальными. И они стали мной. И пока мои руки сжимали звездные камни, мы были одной душой, одним разумом. Это было не слияние с Волей, когда Пилигрим погружается в нее анонимно, а скорее союз душ, сохранявших в нем свою независимость. Это было то обостренное восприятие мира, какое имеет место при Бдении в сочетании с погружением в более масштабную, всеобъемлющую сущность, как то случается при общении с Волей, и я знал: это было нечто совершенно новое на Земле, не просто начало новой гильдии, но начало новой эры существования человечества, рождение на этой побежденной планете Четвертого Цикла.
– Томис, – произнес чей-то голос, – сначала мы спасем тех, кто больше всего в этом нуждается. Мы пойдем в Агюпт, в пустыню, где несчастные Перерожденцы сгрудились в древнем здании, которому они поклоняются, и мы примем их в наши ряды и вновь сделаем их чистыми. Мы пойдем дальше, на запад, в несчастную деревню, пораженную болезнью кристаллизации, и достигнем душ ее жителей и освободим их от скверны, и кристаллизация прекратится, и их тела исцелятся. И мы пойдем дальше Агюпта во все земли мира и найдем тех, у кого нет гильдий, тех, у кого нет надежды, тех, у кого нет завтрашнего дня, и мы вновь подарим им жизнь и цель. И придет день, когда вся Земля обретет искупление.
Мои новые собратья показали мне картину преобразованной планеты и суровых захватчиков, смиренно склоняющих перед нами головы и умоляющих включить их в то новое, что незаметно прорастало в гуще их завоевания. Они показали мне Землю, очищенную от ее древних грехов.
А затем я почувствовал, что настал момент убрать от машины руки, и я их убрал.
Видение дрогнуло. Свечение исчезло. И все же я больше не был один в своем черепе, потому что некий контакт оставался, и комната перестала быть темной.
– Как это случилось? – спросил я. – Когда все началось?
– В дни после завоевания, – ответил Тальмит, – мы спросили себя, почему мы так легко пали и как нам подняться выше того, кем мы были. Мы поняли, что наши гильдии не давали нашей жизни прочной основы, что нашим путем к искуплению был некий более тесный союз. У нас были звездные камни, у нас были инструменты для наблюдения, осталось только соединить их.
– Ты будешь важен для нас, Томис, – сказал Хирург, – ибо ты умеешь отправлять свои мысли далеко вперед. Мы ищем бывших Наблюдателей. Они ядро нашей гильдии. Когда-то твоя душа бродила среди звезд, разыскивая врагов человечества. Теперь она будет бродить по Земле, объединяя ее.
– Ты поможешь мне летать, Томис, даже днем, – сказала Авлуэла. – И ты полетишь рядом со мной.
– Когда ты уходишь из Джорслема? – спросил я.
– Прямо сейчас, – ответила она. – Я иду в Агюпт, в Храм Перерожденцев, чтобы предложить им то, что у нас есть. И мы все соединимся, чтобы дать мне силу, и эта сила будет идти через тебя, Томис. – Ее руки коснулись моих. Ее губы коснулись моих. – Жизнь Земли начинается снова, сейчас, в этом году, в этом новом цикле. О Томис, мы все родились заново!
12
Я остался в комнате один. Остальные разошлись. Авлуэла вышла наверх, на улицу. Я положил руки на звездные камни и увидел ее так же ясно, как если бы она стояла со мной рядом. Она готовилась к полету. Сначала она разделась, и ее обнаженное, почти детское тело блестело на полуденном солнце. Какая же она худышка! Сильный ветер разобьет ее вдребезги, подумал я. Затем она опустилась на колени, поклонилась и исполнила свой ритуал. Она говорила тихо, но я слышал каждое ее слово – Воздухоплаватели произносили эти слова всякий раз, когда готовились к полету. В этой новой гильдии все гильдии едины; у нас нет секретов друг от друга, нет никаких тайн. И когда она умоляла Волю быть благосклонной к ней и просила о поддержке своих собратьев, моя молитва соединилась с ее молитвой.
Она встала и расправила крылья. Прохожие недоуменно посмотрели на нее. Но не потому, что обнаженная Воздухоплавательница была на улицах Джорслема чем-то из ряда вон выходящим, а потому, что солнечный свет был ослепительно ярким, а ее прозрачные крылья, слегка окрашенные пигментными пятнами, были явно ночными крыльями, не способными выдержать давление солнечного ветра.
– Я люблю тебя, – сказали мы ей, и наши руки легонько коснулись ее атласной кожи в коротком мгновении ласки. Ее ноздри затрепетали. Ее плоская, полудетская грудь взволнованно вздымалась. Теперь ее крылья были полностью расправлены и блестели на солнце.