Ночные разговоры

Пока он говорил, у меня в голове перепутались все фразы, которые я собирался ему сказать. Помню, в висках стучало, я чувствовал, у меня вспухают уши. При слове «расписка» в моей голове будто что-то прояснилось, я тихо проговорил:

— Не могу. Я хочу поступить на филологический факультет.

Он заулыбался:

— Прекрасно, в случае чего — мы поможем при поступлении. Не мне тебе рассказывать, какое внимание партия и правительство на данном этапе уделяет вопросам литературы и искусства. Сам наверно вел занятия с комсомольцами по постановлению о журналах «Звезда» и «Ленинград»? Вот и будем работать вместе. Поступишь на отделение журналистики, может даже спецкором будем тебя направлять заграницу или, если критиком захочешь стать, опять же нам нужны политически грамотные люди в журналах, чтобы в нашу печать не попадала пустая и безыдейная литература. Ты понимаешь, особенно теперь, когда мы победили силой своего оружия, мы не можем допустить, чтобы наша молодежь воспитывалась в духе безразличия к советской политике, в духе наплевизма и безыдейности!

Когда я "прорабатывал" это постановление, мне показалось смешным слово "наплевизм", он произнес всю эту фразу точно, как там, в той брошюре было написано. Я невольно улыбнулся. Не представляю, о чем он подумал, он тоже улыбнулся:

— Ну вот, теперь и расскажи подробно, что там у вас было в воскресенье? Кто предложил идею кружка?

Я довольно долго молчал, наконец, выдавил:

— Зачем же пересказывать то, что вам уже известно?

Мой голос повысился. Потом, когда я вышел от него, мне стало не по себе за, срывавшийся на петушиный крик голос. В кабинете я орал:

— Не хочу иметь никаких дел с Вами, не хочу ничего рассказывать про моих товарищей, они все такие же честные комсомольцы, как я, зачем это вообще надо? Я сказал ему, что сам предложил заниматься философией и другими гуманитарными науками более глубоко, поскольку считаю важным высказывание Маркса о том, что коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память всеми теми знаниями, которые выработало человечество! Если мне попадется какой-нибудь шпион, я обязательно приду к вам, помогу его поймать. После этой моей фразы он хлопнул ладонью по столу и тоже крикнул:

— Молодой человек! Ты не хочешь меня понять! Я тебе говорю о вещах значительно более серьезных, нежели ты себе это представляешь. Мне, кажется — ты просто прикидываешься! Еще раз повторяю: вы организовали политический кружок и если ты недопонимаешь серьезности своего поступка, тобой придется подзаняться.

Тут же он положил передо мной лист бумаги и сказал: «"Распишись!" Я прочитал и каким-то чужим голосом спросил:

— Что это? Расписка о неразглашении нашей беседы или о сотрудничестве?

Думаю, там было точно написано, что от меня требовалось, я как-то перестал соображать, помнил — Краснопольский говорил о двух расписках.

Капитан при этих словах аж привстал со стула и закричал:

— Это кто тебя научил? Откуда ты знаешь про расписки? Кто тебе о них говорил?

Перед глазами всплыло лицо Краснопольского, я вспомнил его слова: "Думаешь, я теперь спокойно спать буду… Ждать звонка оттуда буду". Я видимо слишком долго молчал. Он крикнул:

— Что, придумываешь, как выкрутиться? Что наврать?

Я отвел глаза от бумажки, в которой разобрал слово: "расписка»", — посмотрел на него. Лицо его было в красных пятнах, желваки выступили на скулах. Я оцепенел. Он еще что-то крикнул, я опять посмотрел на расписку, в моей голове будто что-то прояснилось. Я очень просто сказал:

— Вы же сами видите — здесь написано "расписка", слово "неразглашение" и еще что-то такое вы сами мне несколько раз повторили. Я не понимаю, как же тогда говорить с вами?

Я почувствовал облегчение: что-то же сумел сказать. Я продолжил:

— Вы меня совершенно запутали, — ничего не понимаю, что я сделал или что должен буду делать? Главное, я не понимаю, почему вы так разговариваете со мной.

Он долго молчал, наверно обдумывал, как со мной быть? Лицо его стало спокойным, мне показалось: он отвлекся от нашей беседы, будто размышлял о чем-то постороннем.

Пока он молчал, я обдумал все сказанное мною — опять испугался. Я никак не мог вспомнить: — Говорил ли капитан слово: " сотрудничать". В висках снова застучало. Мне казалось, он вот-вот откроет рот и скажет: " Я этого слова не произносил" Тут-то он меня и поймает. На мое счастье, зазвонил телефон, он взял трубку: " Я сейчас занят, — перезвони через полчаса". Пока он говорил, я посмотрел на амура: "Толстый идиот — тебя бы так". Он положил трубку; спокойно, как бы извиняясь, проговорил:

— У меня, видишь ли, работа нервная, погорячился, но я уверен — мы договоримся. Мне сдается, ты кое-что из нашей беседы усвоил. Теперь тебе только надо все хорошенько обдумать. Встретимся в понедельник, я перебил его: