Ночные страхи

Анна вышла из комнаты летящей походкой, с сияющим лицом великодушной благодетельницы. Спустя минуту-другую она вернулась заметно более скованной, с видом озадаченным и даже испуганным. Она не присела, а встала за своим стулом, положив руки на спинку.

– Он сказал, этого мало, – сообщила она.

– Мало? – переспросил отец. – Он действительно так сказал?

Анна кивнула.

– Что ж, парень не промах, – пробормотал мистер Марринер, удивив даже своих домашних, знавших его своевольный характер, столь внезапной симпатией к какому-то наглецу. – Иди к ним и скажи, что если они споют нам еще колядку, то получат два шиллинга.

Но Анна осталась на месте.

– Если ты не против, папочка, я больше к ним не пойду.

Все трое повернули к ней удивленные лица.

– Не пойдешь? Почему?

– Мне не понравилась его манера.

– Чья? Старшего?

– Да. Мальчик… ты был прав, Джереми, это мальчик, довольно маленький… ничего не говорил.

– И что было не так с манерой старшего? – спросил мистер Марринер вполне добродушно.

– Ой, я не знаю! – Анна задышала с натугой и сжала пальцами спинку стула. – И дело не только в его манере.

Миссис Марринер предостерегающе заговорила:

– Генри, я бы не стала…

Но тут с места вскочил Джереми. Он увидел шанс обелить себя в собственных глазах за свою неумелость в выборе рождественских подарков – и вообще за свою всегдашнюю неумелость, о чем бы ни шла речь, в сравнении с сестрой.

– Вот шиллинг, – сказала Анна, протягивая ему монету. – Но он его не возьмет.

– Пусть будет два, – сказал отец семейства, подкрепив слово делом. – Но только если они споют еще, имей в виду.

Джереми вышел из комнаты, и все притихли: Анна пыталась прийти в себя, мистер Марринер постукивал пальцами по столу, а его жена рассматривала свои кольца. Наконец она сказала:

– У них теперь классовая сознательность.

– Это другое, – сказала Анна.

– Что же?

Не успела она ответить – если вообще собиралась, – как открылась дверь, и вошел Джереми, раскрасневшийся и возбужденный, с видом победителя. Победителя над самим собой. Он не стал садиться на свое место, а встал поодаль от стола и посмотрел на отца.

– Он не возьмет шиллинг, – объявил он. – Он сказал, этого мало. Он сказал, ты должен знать, почему.

– Я должен знать, почему? – Мистер Марринер нахмурился, напрягая память. – Что он за человек, Джереми?

– Высокий, худой, с впалыми щеками.

– А мальчик?

– На вид лет семи. Он плакал.

– Ты их знаешь, Генри? – спросила его жена.

– Я пытаюсь вспомнить. Да, нет, ну да, возможно, и знаю. – Теперь мистер Марринер уже не мог скрыть тревогу, и все это почувствовали. – Что ты сказал ему, Джереми?

Джереми выпятил грудь.

– Я велел ему убираться.

– И он ушел?

Словно в ответ вновь зазвонил дверной колокол.

– Теперь выйду я, – сказала миссис Марринер. – Возможно, я смогу что-то сделать для ребенка. – И она вышла прежде, чем муж смог ее удержать.

Оставшиеся трое снова притихли. Дети украдкой посматривали на мерцание света в глазах отца, то разгоравшееся, то затухавшее, как в фонаре в ненастную погоду.

Миссис Марринер вернулась с заметно более сдержанным видом, чем кто-либо из ее детей.

– Я не думаю, что от него можно ждать вреда, – объявила она. – Он немного того, только и всего. Лучше его задобрить. Он передал, что хочет видеть тебя, Генри, но я сказала, что тебя нет дома. Он говорит, что того, что мы даем сейчас, ему мало, и он хочет того же, что ты давал ему в прошлом году, что бы это ни значило. Поэтому я предлагаю дать ему что-нибудь кроме денег. Пожалуй, Джереми мог бы поделиться с ним одной из своих коробочек. Рождественская шкатулка – вполне удачная идея.

– Он ее не возьмет, – возразила Анна, не дав Джереми и рта раскрыть.

– Почему?

– Потому что не может, – сказала Анна.

– Не может? О чем ты?

Анна покачала головой. Мать не стала на нее давить.

– Что ж, ты забавная девушка, – сказала она. – Так или иначе, надо попробовать. Да! Он сказал, они споют нам еще одну песню.

Они уселись слушать песню, и тут же зазвучал рождественский напев «Дай вам Бог покоя, господа».

Джереми встал из-за стола.

– Кажется, они поют неправильно, – сказал он, подошел к окну и открыл створку, впустив в комнату ледяной воздух.

– Эй, закрой!

– Сейчас. Я только хочу убедиться.

Все прислушались – и вот что они услышали:

– Да свалится хозяин дома сего
И вместе с ним хозяюшка его,
А также все их детки малые,
Сидящие за праздничным столом.

Джереми закрыл окно.

– Слышали? – сипло спросил он.

– Кажется, слышала, – сказала миссис Марринер. – Но они наверняка пели «славится». Слова так похожи. Генри, дорогой, не воспринимай все всерьез.

Дверной колокол прозвонил в третий раз. Прежде чем его звук стих, мистер Марринер поднялся на нетвердых ногах.

– Нет-нет, Генри, – попыталась остановить его жена. – Не ходи, это только их раззадорит. К тому же я сказала, что тебя нет дома.

Он посмотрел на нее с сомнением, и тут колокол ударил снова, еще громче прежнего.

– Скоро им надоест, – сказала она, – если никто не выйдет. Генри, умоляю тебя, не ходи.