Ночные страхи

Но вот наконец он поднялся, перекинул короб через плечо и вышел во двор, где его конь тихонько щипал траву. Больше не медля, он прикрепил короб к седлу наподобие седельной сумки, сам сел в седло и попрощался с детьми и Люсиндрой, которые вышли его проводить.

– Куда ты теперь? – спросила Люсиндра.

– На распутье, – улыбнулся он.

– А что это? Где?

– Вы что, не знаете?

Они не знали, и он объяснил, что в глубине лесной чащи есть волшебное место, перекресток, где сходится много дорог.

– Одна из этих дорог, – сказал он, – ведет в страну, куда ты стремишься всем сердцем.

– И как найти это место? – спросила Люсиндра.

– Легко. – Коробейник опять улыбнулся. – Иди за полной луной, и она приведет тебя в нужное место. – Он указал в темное небо, где огромная полная луна висела так низко над лесом, что ее краешек почти касался верхушек деревьев.

– А как понять, какая из этих дорог твоя? – спросила Люсиндра.

– Там есть указатель, – сказал коробейник, снова рассмеялся и поехал прочь, а они молча вернулись в дом, который вдруг стал совершенно пустым и унылым.

Вскоре вернулся отец, и дети принялись наперебой рассказывать ему о странствующем торговце. Их восторги еще не улеглись, ведь у них до сих пор не было такого волнующего приключения.

– Ты его видел в лесу? – спросили они у отца.

– Никого я не видел, – нахмурился он. – Вы небось его выдумали.

– Нет, мы не выдумали! Смотри!

Не обращая внимания на предостерегающие взгляды матери, они показали ему браслет и перочинный ножик и заставили Люсиндру принести бусы, которые она уже спрятала подальше. Увидев бусы, Михаил разъярился еще пуще и отругал жену за ненужные траты.

– Мы и так еле сводим концы с концами, – сказал он, – а ты покупаешь всякую ерунду у какого-то ушлого проходимца. Убери их подальше, и чтобы я их больше не видел!

Петр с Ольгой расплакались, а их мать растерянно выронила бусы на пол и не наклонилась, чтобы их поднять.

– Если я его встречу, я даже не знаю, что с ним сделаю! – продолжал бушевать Михаил.

И домочадцы не стали рассказывать, что было дальше, и больше ни разу не упоминали торговца ни в одном разговоре.

Зима выдалась на редкость суровая, морозы ударили рано, но люди все равно покупали дрова не так бойко, как прежде, и Михаил ходил мрачнее тучи и с каждым днем хмурился все сильнее. Бывало, вернувшись под вечер из леса, он не произносил ни слова, сидел в сторонке, особняком, думал тяжкие думы или молча вставал и опять уходил, неизвестно куда и зачем, и возвращался лишь далеко за полночь. Домочадцы не знали, как ему угодить. Если сидели тихо, как мыши, он ругался, что все молчат, словно на похоронах, если пытались заговорить, он кричал, чтобы они заткнулись. Детям было не так тяжело, как матери: осенью Петр и Ольга пошли в деревенскую школу, и у них появились товарищи. Ходить было далековато, но им нравилось в школе. Стоило выйти из дома, и они ощущали себя свободными, и им было боязно возвращаться домой, где мать сидела поникшая и безучастная ко всему, а отец, если был дома, даже не поднимал головы, когда они заходили в комнату. После уроков они частенько задерживались в деревне и болтали с друзьями, но никогда не рассказывали о том, что творилось у них дома, потому что мать просила никому ничего не говорить.

Однажды вечером они как-то совсем допоздна задержались в деревне и, замерзшие и голодные, поспешили домой, предвкушая горячий ужин, который мать готовила им каждый вечер. Несмотря ни на что, им хотелось домой, и они напряженно вглядывались в темноту в ожидании того волшебного мгновения, когда из плотного сумрака проступит свет, льющийся из окон их избушки. Но в окнах не было света, и, когда дети вошли, дом оказался пустым. Их никто не встретил. Они звали родителей, но никто не откликнулся. Не на шутку перепугавшись, дети вышли во двор. На улице было светлее, чем в доме, потому что на небе сияла полная луна.

– Сегодня опять полнолуние, – шепнул Петр Ольге, – как в тот вечер, когда приходил коробейник.

Вернувшись в дом, они нашли спички и зажгли лампу. При свете дети приободрились, потому что увидели котелок с наваристой похлебкой, еще не остывшей в горячей печке. Они не пошли спать после ужина, а остались сидеть за столом, как взрослые. Но Петра все-таки сморил сон, и он уснул еще прежде, чем отец вернулся из леса.

– Где Синдра? – спросил Михаил глухим голосом (он иногда называл ее Синдрой). – Я спрашиваю: где Синдра?

Петр проснулся и расплакался. Они с Ольгой рассказали отцу все, что знали.

– Она не могла просто уйти, – пробормотал Михаил, не веря своим ушам. – Она никогда нас не бросит. – Он резко встал, ушел в спальню и пробыл там очень долго. Когда он вернулся, у него тряслись руки, и он был таким бледным, что его темные волосы казались теперь почти черными. – Она и вправду ушла. Она оставила мне записку. Она просит ее не искать. Она ушла туда, куда зовет ее сердце. И что теперь делать? Что делать?

Ольга видела, что ему страшно, и ей вдруг стало жалко отца, и ее собственный страх отступил.

– Папа, ты не волнуйся, – сказала она. – Мы знаем, куда ушла мама, да, Петр?