Ночные страхи

Тримблы стали возражать, что это последнее, чего бы им хотелось, они даже принялись его уверять, что и не думали ни о какой полиции. Но Сирил был непреклонен. Они угрожали ему полицией, и они получат полицию. Тримблы, вконец упав духом, скрылись за дверью, а Сирил вернулся на свою половину, дрожа и потея. Всякая открытая вражда делала его все равно что больным.

Деревенский констебль был старым другом Сирила и встал на его сторону. Но все равно провел следствие со всей положенной беспристрастностью. Позвали мистера Сноу и домработницу. Мистер Сноу сказал, что несколько раз бывал в гостях у Тримблов, когда они приглашали его самым настойчивым образом, и добавил, что всегда заходил к ним с неохотой. Когда его спросили, случалось ли ему передвигать их вещи, он сначала молчал, а затем вдруг вспылил:

– Да с какой стати? У меня хватает забот о своих собственных вещах.

Домработница оставалась совершенно невозмутимой. Да, она слышала о Тримблах и была в курсе, что они занимают часть дома мистера Хатчинсона. Когда на нее надавили, она признала, что проводила с ними какое-то время, но не более того: она предпочитала держаться наособицу.

– А иначе никак, – добавила она мрачно.

За все время разговора она ни разу не взглянула на Тримблов, как будто их не было вовсе. Сирил не нашел в себе сил изобразить подобную непринужденность, но повторил, что ни под каким предлогом не заходил на территорию Тримблов. Произнеся эту фразу, он нервно рассмеялся: ситуация казалась настолько абсурдной, что, казалось, любые слова могли быть истолкованы превратно, но констебль ничего такого не заметил. Он спросил Тримблов, пропало ли у них что-нибудь в результате случившегося, и они признали, что ничего не пропало. Констебль пожал плечами. Можно ему осмотреть комнату, где имело место предполагаемое правонарушение? Они понуро спустились в гостиную, длинную и низкую комнату, плавно закруглявшуюся со стороны сада. Мистер Тримбл сказал, что кто-то переставлял мебель: этот стул, к примеру, был там, а эти письма – он указал на них пальцем, но трогать не стал – кто-то вынул из ящика его стола и положил сюда. Некоторые предметы убранства стояли не на своих местах, а настольная лампа была повалена, хотя обошлось без повреждений, и ничего не пропало.

На это констебль заявил, что больше ничего сделать не может. Он выразил надежду, что на этом их неприятности закончатся, но если они обнаружат пропажу или порчу имущества, им следует немедленно ему сообщить.

Сообщать было не о чем. И после того, как Тримблы съехали, забрав с собой все свои вещи, мистер Сноу высказал мнение, что всю эту заварушку они придумали и разыграли, потому что нашли себе что-то получше и им просто было стыдно сказать напрямую, что они хотят расторгнуть договор аренды. Еще одну вероятность – что миссис Тримбл достигла того возраста, когда женщины склонны воображать себе черт знает что, – мистер Сноу отмел сразу, тем более что претензию высказал ее муж.

– Как по мне, сэр, вам повезло от них отделаться, – заключил он. – Мне они никогда не нравились – не то, что Гучи, те хотя бы работали на вас. И не жаловались ни на какие безобразия. Можете не сомневаться, они все сами и выдумали.

Но Сирил сомневался. Он чувствовал, что был слишком поспешен в своих суждениях. Так или иначе, больше вопрос безобразий не поднимался. Первое время после визита констебля Сирил и Тримблы не замечали друг друга на лестнице, но довольно скоро стали вновь здороваться, пусть и без прежнего радушия, однако Сирил счел нужным попрощаться с ними, пожелав им всего наилучшего. И у него сложилось впечатление, что они уезжали с неохотой. Это происшествие оставило у него в душе неприятный осадок, который лишь отчасти объяснялся смутной печалью, вызываемой охлаждением к тем, к кому питал теплые чувства.