Ноктэ

Толкаю от себя дверь, не обращая внимания на смену температуры, из-за которой я вся покрываюсь мурашками от макушки до пяток. Я также стараюсь не думать о том, почему здесь так холодно. Холод = смерть. Эта формула уже давно отпечаталась у меня в голове. По этой причине мне хотелось бы переехать куда-нибудь в тропики. Потому что тепло = жизнь.

Я ныряю в кабинет, чтобы взять марлю и пластырь. Из-за шума я не замечаю, как Дэр входит в комнату. Я обнаруживаю его присутствие, только когда он начинает говорить, стоя прямо за моей спиной, от чего я буквально подпрыгиваю на месте.

– Ну, здесь не так уж страшно, – заключает он. Его сдержанный голос подобен грому в абсолютной тишине помещения.

Я резко поворачиваюсь на месте, мое сердце отбивает барабанную дробь.

– Прости, – произносит он, приподняв руки в воздух. – Не хотел тебя напугать.

– Все в порядке, – отвечаю я, – просто не ожидала услышать голос живого человека.

Он кивает, а его губы вздрагивают, словно он готов рассмеяться.

– Да, я полагаю, его здесь не так часто услышишь.

Я киваю в ответ, все еще желая утихомирить свое сердце, и сгребаю все нужные медикаменты.

Дэр медленно следует за мной, по пути разглядывая колонну охлаждающих жидкостей, металлические столы посреди комнаты, стерильные стены, вслушиваясь в запах, напоминающий больницу.

– Здесь жутковато, – констатирует он, стараясь сфокусировать взгляд на двери. – Не представляю, как твой отец занимается всем этим.

– И я. Ненавижу заходить сюда. Последний раз была здесь, когда сюда привезли маму, – рассказываю я, вытаскивая его за руку в коридор.

Она была в мешке, покрытая сверху черной холщовой тканью. Мне казалось, что я должна быть с ней и держать ее за руку, чтобы она не оставалась одна. Но это ощущение продлилось лишь несколько минут, пока застежка не открыла ее лицо, шею и грудь. Тогда я увидела желтую футболку, побагровевшую от крови. Я моментально, словно пуля, сбежала отсюда.

Я обрабатываю ватным тампоном, смоченным в йоде, костяшки его пальцев, но он даже не вздрагивает.

– Но ведь твоему отцу не пришлось все это проделывать с твоей мамой?

Голос обрывается, когда до него доходит, насколько это болезненная тема.

Я тяжело сглатываю.

– На самом деле пришлось. Не представляю, как он справился. Но папа сказал, что не сможет никому доверить заботу о ней. Не знаю, какое это имело значение. Во всяком случае, гроб был закрытый.

Моя грудная клетка судорожно сжимается, и я нервно барабаню ватным тампоном по костяшкам пальцев Дэра, а затем туго заматываю его руки бинтом.

Он пристально смотрит мне в глаза.

– Прости. Не подумал, когда спрашивал. Я почти никогда не бываю так неловок в словах.

Я встряхиваю головой.

– Все в порядке.

Он внимательно наблюдает за моими руками, ловко скручивающими бинты вокруг его ладоней.

– Не буду спрашивать, где ты так хорошо научилась это делать.

Мне остается лишь улыбнуться.

– Природная смекалка. Плюс всегда приятно обрабатывать раны на живом теле.

Дэр немного напрягается, от чего мне становится смешно.

– Шутка. Я не работаю с трупами. Никогда.

Он с облегчением выдыхает, а я улыбаюсь и убираю медикаменты на место. Когда я снова оборачиваюсь, Дэр проводит пальцем по стальной двери холодильной камеры.

– Там что-то… Я хотел сказать, есть ли там кто-то внутри? – в его голосе слышна нотка тревоги.

Я киваю.

– Да, скорее всего, там есть одно тело.

Дэр поднимает одну бровь.

– И ты действительно спокойно спишь с ними под одной крышей?

Я только пожимаю плечами.

– Мне никогда не доводилось жить по-другому. Отец заведовал похоронным бюро еще до моего рождения. Надо мной из-за этого много шутили в школе. Девчонка из похоронного бюро. Так меня называли.

Не знаю, зачем я это сказала, и, видимо, Дэр тоже, потому что юноша внимательно изучает меня взглядом.

– Почему они это делали? Ты же не выбирала профессию своего отца.

– Не знаю. Кто тебе скажет, почему дети делают то, что они делают. Они могут быть жестокими. Но я как-то выжила. И Финн тоже. Они подшучивали над его ментальным расстройством.

Дэр смотрит на меня пронзительным темным взглядом.

– Значит, пока вы оба росли, вы были единственными товарищами друг для друга? – произносит он медленно. – Тогда неудивительно, что вы так близки.

Я киваю.

– Да, это расставляет все точки над i.

– Так вот почему ты была так расстроена той ночью на пляже. Потому что ты боишься отделиться от Финна, – голос Дэра звучит очень спокойно, неспешно и уверенно.

Его слова рождают волну комфорта внутри меня. Я киваю ему в ответ.

– Да.

– Теперь мне все понятно, – говорит он. – Что с твоим братом? Ты сказала, что он…

– Сумасшедший, – перебиваю его я. – Хотя я не должна так называть Финна. Это неподходящее слово. Просто у него ментальное расстройство. Он находится под наблюдением врачей.

Я слышу свой голос, рассказывающий Дэру о моем брате, и невольно вздрагиваю.

– В любом случае он не способен никому навредить, – добавляю я. – Ты можешь мне верить.

– Я верю тебе, – отвечает Дэр, его глаза искрятся.