В моей голове звучит мой собственный голос. Наконец-то. Он прорывается сквозь безумие, сквозь другие голоса и слова.
Мне нужно делать то, что должно.
То, что должно.
Что должно.
Другие голоса возвращаются вновь, не позволяя о них забыть, насвистывая и нашептывая.
Мой секрет.
Все возвращается на круги своя.
Всегда.
Что бы ни происходило.
15
Quindecim
Дэр раскинулся на пассажирском сиденье, захватив все пространство рядом со мной. Я сворачиваю на дорогу, и машина начинает двигаться вниз. Я даже не смотрю на крест рядом с местом гибели моей матери, когда мы проезжаем мимо. И несмотря на то, что Дэр явно заметил его и удивился, он ничего не спрашивает.
– Так куда именно мы едем? – произносит он со своим чертовски сексуальным акцентом, когда машина сворачивает на шоссе.
Я бросаю на него быстрый взгляд и улыбаюсь.
– А ты боишься?
Он встряхивает головой, закатывая темные глаза.
– Не то чтобы слишком. Ведь у меня есть ты, чтобы защищать меня.
Я смеюсь, потому что меня крайне веселит эта идея: крошечная я защищаю огромного его. Но затем я встряхиваю головой.
– Тебе придется потерпеть.
И он ждет, пока машина несет нас вперед в глубины ночи. Мы сворачиваем и направляемся в укромный уголок города, а затем движемся к самой окраине, где есть только тьма и несколько маленьких городских огоньков мелькает где-то вдали.
Мы проезжаем под старым сгоревшим дотла знаком, состоящим из слов, которые складываются в покосившуюся неоновую арку поблекшего фиолетового цвета. Ее построили здесь, когда неоновые вывески были на пике популярности. Лампочки разбиты: наглядное доказательство того, что это место заброшено и давно находится в запустении.
«СТРАНА ВЕСЕЛЬЯ», – гласит вывеска.
Даже эти слова выглядят жутковато, потемневшие и потрескавшиеся. В этом месте явно больше не осталось ничего веселого, кроме воспоминаний, которые оно хранит. Это воспоминания о катании на старом паровозике вместе с Финном, о том, как мы смеялись вместе с ним, разъезжая на машинках, и гуляли по комнате ужасов. Но все это, естественно, было до того, как они закрыли это место. Уже после мы с Финном приходили сюда, чтобы просто побыть в одиночестве. Прижимаясь друг к другу, болтали посреди заброшенных зданий: мы находили это забавным – пугать самих себя. Но мы не приходили сюда с тех пор, как умерла мама. Полагаю, реальная жизнь и без того достаточно пугающая.
Я оставляю машину на заброшенной парковке, между полустертыми оранжевыми буквами и морем опустевших аттракционов.
– Родители часто привозили нас с Финном сюда, когда мы были детьми, – объясняю я. – Но у владельца появились проблемы с налогами, и всего за одну ночь это место закрылось, а потом стало заброшенным.
Дэр оглядывается по сторонам, озирается на черную парковочную полосу, потемневшие ворота и покосившееся колесо обозрения, нависшее над перегороженным горизонтом. Его тонкие белые прутья, словно скелет, выделяются на фоне чернеющего ночного неба.
– Так что, ты просто приезжаешь сюда и сидишь на пустой парковке? – подшучивает надо мной он, его лицо ничего не выражает.
Я усмехаюсь.
– Нет. Нам удалось найти вход в сам парк только некоторое время назад.
Дэр ухмыляется, и осознание растекается по его лицу.
– А, так это взлом и проникновение! Вы были маленькими разбойниками.
Я снова смеюсь.
– Полагаю, ты впервые участвуешь в подобном?
Я открываю дверцу, и скрип распространяется эхом сквозь темноту, потому что больше в округе не слышно других звуков. Складывается впечатление, что мы оказались на краю света, в полном одиночестве, и стоит оступиться – мы перевалимся через эту четко очерченную границу.
– Все в порядке, – кричу я через плечо, направляясь в сторону парка. – Владелец нас не поймает. Я слышала, что он уехал за границу, поэтому ему все равно, кто вторгается на территорию парка по ночам. Мы не первые, не мы же и последние.
Я чувствую Дэра позади себя, так близко, что отчетливо слышу запах его одеколона, пока мы идем вдоль ограды. Наконец, я нахожу то, что искала… Мы оказываемся перед неровной дырой в стене, которую кто-то вырубил много лет назад. По размеру она как раз позволяет пролезть одному человеку.
Я протискиваюсь в нее, и Дэр без колебаний следует за мной. Мысль о том, что он безоговорочно мне доверяет, порождает тепло внутри живота. А ведь он едва меня знает.
Но когда я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, пристально вглядываясь в его прекрасное лицо, ответный взгляд заставляет меня таять. Потому что он хочет узнать меня. Это совершенно ясно.
Я тяжело сглатываю и снова поворачиваюсь к нему спиной, переключая внимание на сцену впереди.
Центральная аллея пустая, темная и абсолютно заброшенная, как будто переместилась в этот мир из фильма ужасов. Ряды с ярмарочными играми расположились по сторонам от нас. Мы ловим на себе взгляды ужасных клоунов. В машинках, краска на которых частично облупилась, уже давно не сидел ни один ребенок. И страшная картинка на ларьке с «Прибей крота» взирает на нас глазками размером с бусинку.