Номер 19

Глеб не отвечает. Он торжествует. Он сидит с каменным лицом, а в душе улыбается.

План сработал.

Теперь Катя точно поможет.

Стоило дать ей понять, что разговор окончен, как она тут же переключилась из режима нападения в режим любопытства.

– Да, Кать. Хочу, – начинает он со всей серьезностью. – Извини меня.

Глеб никогда не отличался красноречием. Для него проще сделать, чем сказать. Но он планировал извиниться. Готовил подобную речь на один из таких случаев. Готовил. Представлял. Учил и репетировал. Но в нужный момент слова смешались.

Слова упорно сопротивляются выстраиваться в предложения, и изо рта вырывается поток бессвязных банальностей.

– Ты замечательная девушка. Извини. Еще извини за то, что обидел, и за то, что потом не позвонил…

– И что не писал.

Катя подсказывает, помогает ему подобрать слова и двигает руками, мол, продолжай, у тебя получается.

– И что не писал, – повторяет Глеб.

– Что четыре года морочил мне голову.

– Что морочил и что потом делал вид, что мы не знакомы. Извини. Мне стыдно.

Он умолкает. Думает. И добавляет:

– Искренне прошу, извини.

Катя смотрит в окно. Затем на потолок, на Глеба. Смотрит ему в глаза и мотает головой.

– Нет. Не то. Недостаточно.

Она стучит ногтем по столу.

– Мне твоих извинений мало.

– Что тогда?

– Откуда я знаю.

– Заплатить?

Глеб знает, что деньгами Катю не купить. Подарками или букетами ее тоже не возьмешь. Спрашивает только для того, чтобы показать раздражение.

– Да. А вот заплати.

Глеб не ожидал такого ответа. Он думал, что услышит в ответ фразу и разряда «Ты идиот?» или что-нибудь подобное… И если Катя хотела удивить, у нее получилось.

Удивила, но Глеб решает скрыть растерянность и серьезным тоном дельца продолжает:

– Хорошо. Сколько?

Катя качает головой.

– Нет такой суммы, которая могла бы тебе помочь.

– Тогда как?

Сейчас Катя выдвинет свои условия.

Глеб об этом знает. Причем он знает и то, что он с куда большим удовольствием заплатил бы ей миллион миллиардов, лишь бы не выполнять требования мстительной женщины.

– Тебе, говоришь, правда нужна помощь?

Она хитро улыбается.

– Правда.

– Тогда мне взамен от тебя тоже нужна «правда».

Катя опирается локтями о стол и наклоняется к Глебу.

– Что замолчал? – Она шепчет. – Согласен?

Глеб морщится. Он не любит загадки. И сейчас он не понимает, к чему девушка клонит. Не понимает, но кивает.

– Согласен.

– Хорошо.

Катя возвращает пакет с конфетами на середину стола, садится поудобнее и готовится к расспросу.

– Информация о пациентке взамен на правдивые ответы?

Катя забрасывает ногу за ногу. Она продолжает стучать ногтем по столу и смотреть в окно.

– Да.

– Хорошо, я согласен. Спрашивай.

– Расскажи мне всю правду.

* * *

Соцопека.

Страшное, по сути, слово. Отдел, который изо дня в день сталкивается с человеческой безответственностью и жестокостью.

Владимир останавливается на пороге.

На стене в кабинете, справа от входа, висит большой календарь с фотографией львицы и львенка. Старый, четырехлетней давности, выцветший календарь. Висит он там на самом видном месте. Висит с одной лишь целью, напоминать всем, что люди хуже животных. Ни один зверь не оставит на произвол судьбы свое потомство.

Инспекторы каждую смену проходят мимо львицы. Принимают проклятия в свой адрес, слушают крики и плач голодных, измученных детей.

«Я хочу к маме. Не забирайте меня».

Инспекторы смотрят на нарисованного львенка и понимают, что никто другой не выполнит их работу.

Соцопека.

Вынужденная государственная мера, в большинстве случаев справедливая и необходимая. Но система небезупречна.

Бывают досадные промахи.

– Добрый день.

Владимир стоит в дверях.

Он поздоровался. Здесь, кажется, не рады незваному гостю.

Начальница не реагирует, что-то рассматривает на экране своего допотопного громоздкого монитора.

Пауза затягивается.

Владимир молчит, сотрудники переглядываются и повторяют за своей начальницей, делают вид, что не замечают постороннего в своем кабинете.

Когда-то приветливые лица, с которыми Владимир мог и поговорить при случае, сейчас ненавистны.

Васильевна продолжает смотреть на монитор. Она что-то бубнит себе под нос, зачитывает, печатает, черкает ручкой в блокноте и параллельно раздает распоряжения своему помощнику, недоумку Артуру. Гай Васильевна Цезарь.

Наверняка они притворяются, что заняты чем-то важным.

– Добрый день, – повторяет Владимир и проходит к столу начальницы.

– Владимир, здравствуйте.

Васильевна на мгновение отрывается от своих дел.

– Вот это заполни.

Она дает задание Артуру, говорит, чтобы тот пока сам разобрался, что через минуту она вернется к своему важному делу.

Ее надменный тон, ее властный взгляд. Ее пренебрежение. Все как представлял Владимир.

– Уверена, Владимир отвлечет нас не надолго.

– Васильевна, я не из-за Костика… к вам.

В прошлый свой визит он поскандалил, и теперь Васильевна наверняка ждет продолжения. Напрасно. Сегодня Владимир здесь не ради себя и не ради своего сына. Он пришел узнать о девочках.

И он обратился бы к женщине поуважительнее, по полному имени, но Владимир его не знает.