Норадреналин (СИ)

Игнат вздохнул, разглядывая четкий профиль, длинные ресницы и влажные, прилипшие к виску пряди. Он был красив тем самым машинным совершенством, идеальной симметрией, по-прежнему вызывавшей в людях нервную дрожь. Столетие с первой модификации уже прошло, а реагировали все также. Эффект «зловещей долины» — им рассказывали в академии на парах психологии, звучало логично и бессмысленно одновременно. Как и отличие между модами и киберами: первые — были людьми когда-то, вторые — никогда. Но по итогу — слияние техники и псевдоплоти. И те, и другие. Философы и психологи спорили и обсуждали, в чем разница. Игнат считал машинами всех сразу, приравнивая их к андроидам, что машинами были на все сто процентов. Раньше считал. Руж успешно ломал стереотипы.

Наверное, если он сейчас скажет, что человек — Игнат поверит. Сразу и безоговорочно.

— И кто ты?

Мод повернул к нему голову, светлые глаза прошлись с головы до ног, улыбка стала холодней и жестче.

— Не человек, Игнат. Не обманывайся. Где, блядь, еда? — перескочил он на другую тему, и желудок согласно заурчал.

Обычно рационы приносили затемно, если можно так назвать приглушенный свет, но диоды сияли вовсю, а заветных коробочек все не было. Игнат сглотнул слюну, поперхнулся, закашлялся. Слава Богу, он успел отдышаться до того, как дверь отъехала в сторону, пропуская в камеру троих мужчин в полной броне и одного в легком комбезе, светло, эйфорически улыбающегося.

— Игнат, Игнат! — радостно пропел последний, и он едва сдержал дрожь. Ружу равнодушное лицо давалось намного проще, эмоций на взгляд Игната «лейтенанту» даже не хватало. Но местных хозяев все устраивало, чего влезать-то со своих сверхценным. — Я соскучился по тебе, мой хороший.

— Вам полезно поскучать, — холодно процедил мод, и получил в челюсть.

Мужчина бил коротко, без замаха, продолжая радостно улыбаться. Глаза вот не улыбались у него, темные, равнодушные, пустые. Руж облизал губы и улыбнулся в ответ. Не менее радостно. Даже более широко. До жути мерзко.

— Ты очень смелый мальчик, — двое из тех, что в панцирях, стащили мода с койки, поставили на колени, заломили руки за спину. — Слишком смелый. Любишь читать?

— Обожаю.

— Истории про войну любил, наверное, да? Вдохновлялся героями? — мужчина подошел вплотную и потянул Ружа за волосы, заставляя запрокинуть голову. — Ты не один из них, смелый мальчик. Ты сломаешься, как и все.

— Я — не один из них, — повторил Руж и улыбнулся еще шире, хотя куда уж шире-то? Игната передернуло. — Я сломаюсь. Ты ломать будешь?

— Мы, смелый мальчик. Мы… — мужчина отпустил длинные не по уставу пряди, схватил за подбородок и сильно, с нажимом провел пальцем по бледным губам. — Красивый мальчик.

— Идите на хуй, дядя.

Мод провоцировал. Игнат знал точно, Игнат слышал каждое слово, каждое изменение интонации. Мод провоцировал и точно знал, что провоцирует. Знал кого. Знал на что. Мод провоцировал этого мужчину — Игнат узнал лицо, часто видел его на листовках и в методичках с подписью «Эрих», — чтобы бывший ученый, повстанец и модификант не узнал своего. Провоцировал, чтобы известный своими наклонностями извращенец, сосредоточился на жертве, на причинении боли и забыл, зачем ее причиняет. Эрих же с радостью поддавался на провокации. Кто из них кого обманул-то в итоге?

— Никто больше не приедет, мальчик. Только ты и я, пока ты не заговоришь. Не надумал?

Руж улыбнулся и повторил, медленно, почти по слогам:

— Идите. На хуй. Дядя.

Кивок. Медленный, невыносимо долгий. И матовый блеск короткого лезвия в невидимой для Ружа еще руке. Крик застрял в горле: Игнат знал, что нельзя. Нельзя кричать, нельзя кривиться, нельзя отводить глаза. Нельзя блевать и плакать, нельзя кидаться и спасать. Можно лишь сидеть на том же самом месте, сидеть и смотреть, как он срезает комбез, как длинные лоскуты синтетического материала ложатся на пол причудливым цветком, в сердцевине которого сидит улыбающийся мод. Как лезвие вспарывает кожу, как падают на ткань и бетон крупные алые капли, а Руж шипит и смеется одновременно, подаваясь к этому лезвию, почти насаживаясь на него.

Когда они ушли, напоследок обработав раны жидким бинтом, когда Руж кивнул, разрешая — Игнат рванул к доисторическому унитазу на сверхзвуковой скорости и долго блевал под хриплый, веселый смех и язвительные комментарии о настоящих вояках. Принесенные рационы он подтащил к койке Ружа и метнулся обратно. Когда отпустило — опустошил бутылку воды, завалился спать.

Хриплый смех окровавленного мода преследовал его даже во сне.

========== Глава 3. Ярость ==========

На первой ступени эшафота смерть срывает маску, которую человек носил всю жизнь, и тогда показывается его истинное лицо.

(Александр Дюма. Граф Монте-Кристо)