Нормандский гость

Королева-мать, посмотрев на парочку отнюдь не доброжелательным взглядом, нахмурилась и отвернулась, прикусив губу. Игла ревности, подкравшись к сердцу, замерла в ожидании. Эмма стала наблюдать за борцами, но поймала себя на мысли, что это её вовсе не интересует. Тогда она уставилась на реку, но поняла, что не видит её. Наконец она не выдержала и снова повернула голову. Беседа продолжалась: нормандец что-то рассказывал, жестикулируя, Вия не сводила с него глаз. Королева-мать почувствовала, как остриё иглы царапнуло сердце. Она стала глядеть себе под ноги, потом подняла голову кверху, затем посмотрела на короля, фрейлин, на юного Роберта, заходящего в воду... и снова взгляд устремился в направлении тех двоих. Игла, осознав своё предназначение, решила действовать и больно кольнула: Эмма увидела их сплетённые вместе ладони.

— Лоранс! — крикнула она.

К ней тут же, прихрамывая, заторопилась статс-дама.

— Слушаю, ваше величество.

— Ступай и немедленно приведи ко мне нормандца! Скажи, я хочу поговорить с ним.

Лоранс ушла. Уставившись отсутствующим взглядом на прибрежный кустарник, Эмма часто замахала веером. Как быстро они сошлись, будто только и ждали оба... Тут ещё рукопожатие. Случайное? Или нет?.. Но если вдуматься, сопоставить возраст, то чего она от него хочет? Она стареющая королева, которой скоро сорок... Легко ли выиграть партию? Ведь эта юная музыкантша... сколько ей? Похоже, они одногодки.

Погруженная в эти размышления, Эмма и не заметила, как подошёл нормандец.

— Звали, государыня? — негромко спросил он. — Я вам нужен?

Вздрогнув, она подняла голову и сразу зажмурилась. Ведь надо как встал — солнце прямо в глаза. Из-под веера она взглянула на Вию. Та с любопытством смотрела в их сторону.

— Не более чем всегда, граф, — вся ещё во власти противоречивых мыслей, сказала королева-мать. — Сядьте, я позволяю. Ваша фигура привлекает к нам излишнее внимание.

Можер уселся на песок прямо у её ног.

— Всем и без того стало известно желание королевы-матери. И никто не удивлён.

Вспомнив про веер, Эмма снова замахала им.

— Полагаете, сцена в галерее не осталась незамеченной?

— Конечно, — просто ответил Можер.

— Вы говорите так, будто это вас нисколько не касается, — упрекнула Эмма, — даже самый конец... Думаете, они всё видели, до последнего?..

— Даже викинг, государыня, грубый и неотёсанный норманн, как нас всё ещё называют франки, поспешил бы уйти. Что уж говорить о ваших придворных, воспитанных этикетом?

— Значит, король, мой сын... он ничего не подозревает?

— Что вас так беспокоит? Почему вы должны отчитываться перед ним?

— Потому что причина нашей недавней размолвки кроется именно в этом. Кто-то пустил слух, будто я в любовной связи с епископом Асцелином.

— Ну и что же? Нынче мирское не возбраняется духовенству, будь он каноник или епископ. Сам папа, я слышал, имеет несколько любовниц.

— Речь не о епископе, а обо мне.

— Кто смеет вам запрещать любить?

— Король, мой сын.

— Чудно у вас, франков. Разве мать короля приняла постриг?

— Клевету пустили ещё при живом Лотаре. Когда-нибудь вы узнаете правду...

— Представляю, как вам пришлось страдать, ваше величество. Но я на стороне короля. Фи, как это безнравственно: влюбиться в епископа!

— Можер! Как вы смеете! Мало того, что вы мне не поверили, но ещё имеете наглость столь дерзко говорить с королевой!

— Вы ставите мне это в упрёк? Зачем тогда влюбились в норманна?

Это охладило её. Помолчав, она бросила косой взгляд на Вию. Та, опустив голову, чертила что-то прутиком на песке.

Можер поглядел туда же. Эмма повернулась к нему:

— Скажи, что у тебя с ней?

— То, о чём ты подумала.

Она уронила веер. Взгляд с лица Можера потянулся вниз: пополз по его телу, по песку, траве у ног и застыл, упёршись в колени.

— Считаешь, мне следует оставаться монахом, ожидая твоих объятий? — спросил нормандец, не поднимая веера. — А ей? Монастырь — не её стезя. Что ж удивительного, если она влюблена?

— А ты? — быстро спросила Эмма и уставилась в его зрачки. — Тоже любишь её? Скажи, я хочу знать!

— Сердце норманна уже не принадлежит ему только у алтаря. Что касается меня, то мне любовь неведома.

У неё отлегло от сердца. Сколь она ни противилась, сколь ни крепилась, почувствовала всё же, как, помимо воли, губы растягиваются в улыбке.

— Это правда? Ты не обманываешь?

— Мыслью и словом норманн всегда прям, как полёт стрелы.

— Но ведь, — Эмма приглушила голос, — ты спишь с нею?

— С ней ли, ещё с кем, с двумя ли сразу — велика беда? — усмехнулся Можер.

— Но она любит тебя!

— Пусть себе влюбляется, и остальные за нею — мне не жалко, — пожал плечами нормандец. — В моего отца Ричарда, когда он был примерно в таком же возрасте, влюблялось по нескольку женщин сразу. Помню, у него их было аж четыре!

— И что же? — с интересом спросила Эмма. — Любил он кого-нибудь из них? Или...

— Правильно, всех четверых, — подхватил Можер. — Но не любил, хотя в постель к нему они прыгали по очереди.

— Боже правый, — обняв щёки ладонями, рассмеялась Эмма. — Ну а у тебя? Было такое?

— Мне не хотелось бы на это отвечать...

— Ну я прошу тебя!