Нормандский гость

— Хрольф был одним из трёх сыновей норвежского ярла, вассала короля Харольда. Один сын погиб в битве с викингами, другой подался в Британию, а Хрольф с такими же охотниками за приключениями, как и он сам, отправился завоёвывать новые территории на юго-запад. Возможно, норманны и проплыли бы мимо земли, которую однажды увидели на горизонте, как вдруг их драккар, царапнув обо что-то днищем, дал течь. Норманны тотчас повернули в сторону суши. И всё обошлось бы, если бы течь с каждым мгновением не увеличивалась. В конце концов в днище разверзлась дыра, и корабль стал тонуть, когда до берега оставалось уже недалеко. Воду пробовали выгребать, но не успевали, отверстие было столь велико, что в него смог бы пролезть человек. Норманны стали молиться своим богам, моля, чтобы усилился ветер и их судно поскорее выбросило на сушу, но ничто не помогало. Драккар погружался всё глубже, и норманны, облачённые в тяжёлые доспехи, затянули уже прощальную песню. И тут Роллон бросился к этой пробоине и, упав навзничь, закрыл её своим телом, только лицо его выглядывало из воды. И он крикнул тогда, чтобы быстрее откачивали воду, а гребцы дружнее работали вёслами. К радости норманнов, шлемы которых то и дело мелькали в воздухе, вода остановилась, а потом стала уменьшаться. Наконец показалась и вся голова Роллона в шлеме с рогами, а потом и его тело, и драккар пошёл быстрее. В конце концов лодка ткнулась носом в песчаный берег и замерла. Люди были спасены! Они подняли вождя и отнесли на сушу, где тотчас развели костёр, чтобы он мог согреться и обсушить одежду. Затем они вернулись к лодке, поглядели на отверстие и ужаснулись. И возблагодарили Одина за то, что он дал их вождю такой огромный рост и ширину в плечах. Будь он таким, как все, — и им не избежать смерти. А Роллон, когда согрелся и вновь надел кожаный панцирь с металлическими бляшками, вынул меч из ножен, вонзил его в землю и сказал: «Отныне это будет наша земля и отсюда пойдёт наш род!» Этот меч потом вытаскивали втроём. Вот каков был мой прадед, от которого пошли герцоги Нормандские! И я, сын Ричарда, горжусь, что являюсь потомком славного воина Хрольфа Великана.

Слушательницы, раскрыв рты и затаив дыхание, во все глаза глядели на рассказчика и, когда он умолк, потребовали ещё. Можер, покопавшись в памяти, стал рассказывать о битве норманнов с франками во времена правления короля Карла, произошедшей в 910 году на излучине Сены, близ Руана. Этот город Карл отдал Хрольфу, заключив с ним мирный договор. Так датско-норвежские викинги получили во владение большую область в устье Сены, а сами стали вассалами франкской короны и перешли в христианство. Хрольф, крестившись, принял имя Роллон и получил в жёны дочь короля Гизелу.

Неизвестно, сколь затянулась бы ещё эта беседа, если бы Можер не зевнул. Да тут ещё к ним подошла Эдвига, одна из трёх дочерей Гуго, и обратилась к Юдит:

— Пора читать вечернюю молитву перед сном. Все уже разошлись, торопись и ты.

И, мило улыбнувшись на прощание Можеру и Вие, тотчас упорхнула.

— О чём с тобой беседовала королева-мать? — сразу же спросил нормандец, едва они с Вией остались одни.

— Так... мало ли о чём, — пожала плечами Вия.

— С чего это вдруг ты так понравилась ей? Совсем недавно она мечтала тебя погубить.

— Она попросила у меня прощения. За всё. Чуть не упала на колени, хорошо, удержала.

— Не играет ли с тобой? Не пытается ли пустить пыль в глаза?

— Нет, зачем ей это? Я наблюдала за ней, старалась понять, ты ведь знаешь, я это умею.

— Что же увидела?

— Она искренна. Мы горевали о смерти её сына и вместе плакали, обнявшись, как две сестры. Я простила ей. От радости она расцеловала меня.

— Значит, в её душе произошёл... как бы это точнее выразиться... душевный перелом?

— Именно, Можер. Она несчастна. Она осталась одна и потянулась ко мне, как утопающий к ветви дерева, склонившейся над водой. Я должна была её утешить, горе совсем надломило её.

— И тебе это удалось?

— Впервые со дня похорон я увидела, как она улыбается. Это был подарок мне. Таким взглядом мать ласкает своё дитя. Чуть ли не весь день мы провели вдвоём. Я увидела в ней глубоко скорбящую женщину с ранимой душой, способную беззаветно любить. При этом — ни тени фальши в её голосе и поведении. Так не сыграет ни один актёр. На это способно лишь трепетное женское сердце, восставшее из праха и забившееся не для того, чтобы вновь похоронить себя, а чтобы сгореть в огне любви, которую оно готово отдать тому, кто ответит на его призыв.

Можер немного поразмышлял, слегка нахмурив брови.

— Ты подошёл, чтобы спросить меня об этом? — сказала Вия.

— Не только. Юдит устала с дороги, я хотел напомнить, что ей пора отдохнуть.

— Ты так и не сумел. Эдвига сделала это за тебя.

— Скажи, Эмма смирилась? — вновь вернулся Можер к прерванному разговору. — Она не говорила о своём девере как о последней надежде?

— Она спросила, как я думаю, победит ли Карл, если вернётся?

— Что ты ей ответила?

— Что мне это неведомо.

— И в самом деле? Ты ей не солгала?