— Я не стала говорить всей правды. Помнишь, тогда, на берегу залива, я сказала тебе, указывая на Роберта, что ему быть королём?
— Как ты узнала?
— Я увидела на его голове корону.
— Гм, недурно. Выходит, Карла, если он вернётся, ждёт неудача?
— Звезда Каролингов погасла, ей уже не засиять.
— А Эмма? Что будет с нею?
— В её глазах я прочла как в зеркале души. Они горели отчаянием, любовью к жизни... но я увидела в них нечто другое, что бросило меня в дрожь.
— Что же ты в них прочла? Что сулит ей будущее?
— Забвение.
Можер потряс её за плечи:
— Она умрёт? Ну, говори же! Умрёт?..
Отрешённым взглядом Вия уставилась в темноту одной из ниш у окна и мрачно изрекла:
— Её ждёт бесславный конец.
Можер вздрогнул, отпустил Вию. Она так и осталась недвижимой, и взгляд был устремлён туда же.
— А Карл? — снова спросил нормандец. — Ведь он полон решимости к борьбе! И он надеется!..
— Надежда — последнее, что у него осталось.
— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь. Скажи, я хочу знать!
— Однажды мне довелось увидеть его руку... Он тогда быстро убрал её, но мне всё же показалось... ах, Можер, я увидела его... в клетке!
— Что за бред ты несёшь! Какая ещё клетка? Уж не со львом ли?
— Нет... — и, несмело улыбнувшись, Вия прильнула к нормандцу. — Но ты не думай, говорю же, показалось... факел коптил, да и времени было мало.
Она поднялась:
— Пойду пожелаю королеве спокойной ночи. Она ждёт меня, я знаю, а не приду — обидится, а я этого не хочу.
И, махнув на прощание рукой, Вия ушла.
Совсем другого рода беседа происходила у Роберта с Ричардом, троюродных братьев по матери Роберта Адель Нормандской.
Сын Гуго подошёл к столу и остановился в нерешительности, не зная, как вести себя с потомком норманнов, которого почти не знал.
— Садись, брат, — указал ему Ричард на место рядом, — мы давно не виделись. Лет пять прошло, наверное, как вы с отцом гостили у нас.
Роберт сел и кивнул на оживлённо беседующую троицу.
— Не ревнуешь? — спросил, глянув на брата. — Я вижу, тебе нет до них никакого дела.
Ричард посмотрел туда же, взял бокал, выпил половину.
— Пустяки. С чего бы мне ревновать?
— Да как же... ведь там твоя жена.
— И что же? — Ричард рассмеялся. — Запомни, малыш, норманны не ревнуют, у них не принято. Выпей лучше вина.
Роберт поднял бокал, посмотрел содержимое на свет от факела, поставил на место.
— А у франков можно получить вызов на поединок.
— Вот сумасшедшие! Да ведь это мой родной брат!
— У нас он порою может стать смертельным врагом.
— Норманны и в мыслях не держат ничего подобного. А если кто забудется, ему поначалу напоминают. Коли и это не подействует, женщина вправе ударить его мечом либо пожаловаться герцогу; тот прикажет раздеть наглеца и от души пройтись палками по его телу, чтобы долго помнил потом.
— А если он вельможа?
— У нас нет различий. Коли ты предатель, голову рубят, невзирая на сословие. Могут и повесить: свинопаса и рядом графа.
— У нас такого не позволят.
— Кто? Твой отец, герцог франков?
— Мой отец — король!
Ричард допил вино, поставил бокал:
— И мой — король.
— Твой — герцог.
— Твой тоже был герцогом.
— А сейчас он выше всех, у него сила, власть!
— Над кем? — усмехнулся Ричард. — Ему подчиняется лишь знать на его землях.
— Он король франков, и это признали все!
— На словах. А на деле? Его территория — узкая полоса с севера на юг, и на ней два города — Париж и Орлеан. Но и там он сюзерен лишь формально.
— Однако твой отец — его вассал!
— Вассал, говоришь? — откинувшись на спинку стула, Ричард бросил на собеседника снисходительный взгляд. — Запомни, брат, мой отец — король Нормандии, Франция ему не указ. У него не меньше войска, чем у франкского короля, он чеканит собственную монету, чинит суд над подданными, ему подчиняются все нормандские графы и виконты, хотя, порою не обходится и без усобиц. А все ваши герцоги и графы схожи с королём франков — такая же власть. Их вассалы — сами себе сеньоры, у каждого замок, воины, и они могут не подчиняться герцогу, если не захотят. Попробуй, заставь. Поэтому государства нет, есть герцогства, графства, аббатства и епархии. Много земель, и каждый на своей — хозяин. Что ему король? Он сам себе господин. Спроси его — он и не знает, кто нынче король. Всё потому, что ему плевать на это. Была когда-то власть, похожая на сжатый кулак: ни один палец не смел шевельнуться без воли на то всей руки. Нынче рука слаба, пальцы её смотрят в разные стороны. Собрать их в кулак не под силу королю. У каждого герцога, а порою и графа больше людей, земель и денег, чем у короля. Его, конечно, могут послушать, когда надо воевать, например, а могут и махнуть рукой: тебе надо, ты и воюй, а мне и так неплохо. Поэтому я назвал бы положение твоего отца нелёгким.
— Выходит, он такой же, как и все?
— Владеет он лишь громким титулом — король. Вот и всё отличие его от других правителей — герцогов и графов.
— Пусть так, но Церковь! — пытался возразить сын Гуго. — Разве она не подчиняется лишь королю? Разве не он руководит её порядком и очищением?