Придворные, конечно, пока не покидали дворца, но фрейлины уже начинали хмурить лобики, а графы, виконты и весь придворный штат бывшего короля в задумчивости потирали подбородки и скребли в затылках: отбыть ли с новым королём в его столицу или остаться здесь в штате пусть не монарха, но герцогини, хозяйки дворца, и не бедной. Опять же, её мать — императрица, правда на правах свекрови. Да и привыкли уж тут, сколько лет на одном месте. А что в Париже? Каково будет там? Неизвестно. С жильём — тоже вопрос. Но, с другой стороны, — король! Ну как не быть близ трона, откуда нет-нет да и сыплются подачки и жениха легче найти или невесту?
Времени для раздумий было предостаточно, а в перерывах между размышлениями молодое придворное общество во главе с тремя братьями развлекалось как умело. Устраивали соколиную и псовую охоту; удили рыбу и купались в реке и прудах неподалёку от города; гуляли в парке и на лугах близ городских стен, собирая цветы, гоняясь за бабочками и друг за дружкой. Приглашали жонглёров; смотрели представления бродячих актёров, игравших пьесы Эсхила и Еврипида; читали Апулея и Лукиана; цитировали Платона и восхищались Гомером и, конечно же, устраивали тренировочные бои на мечах, причём в качестве награды победителя ожидали поцелуи присутствующих дам.
Жены обоих герцогов вернулись, как и решили, через неделю и сразу же заняли Эмму разговорами, не давая скучать. Довольно часто все трое, старшей из которых был сорок один год, а младшей тридцать восемь, принимали участие в развлечениях молодёжи, в остальное время триумвират уединялся для задушевных бесед.
В своей воспитаннице, как называла Вию королева-мать, Эмма души не чаяла. Часто по вечерам она слушала песни о славных королях Дагобере и Карле Великом, военных походах, победах франков, о природе, нелёгкой жизни сервов[16]
. А когда Вия пела о любви, лицо Эммы омрачалось грустью, и она задумчиво глядела вдаль, украдкой бросая на певицу быстрые взгляды и тотчас отводя глаза. То же наблюдалось, когда они вышивали, за обеденным столом, во время прогулок в парке или за чтением книг. Безусловно, Вия замечала эти скользящие взоры и догадывалась, что они в себе таят, но никогда не вызывала Эмму на откровенность. Та же, поймав взгляд воспитанницы, сразу пунцовела, будто застигнутая на месте преступления, и поспешно отводила глаза. С каждым разом такие моменты становились всё напряжённее; чувствуя это, Эмма временами порывалась что-то сказать и уже открывала было рот, но всякий раз смыкала уста и молча глядела в сторону, словно передумывала или не находила слов. Грудь её бурно вздымалась при этом, выдавая волнение, и Вия догадывалась, что между ними назревает серьёзный и, вероятно, не совсем приятный для обеих разговор, который Эмма никак не может начать. Она знала, о чём пойдёт беседа, и понимала, что очень скоро наступит конец этим мимолётным, безмолвным вопросам глаз и порывам, рвущимся из глубины души. Она ждала этой минуты и была готова к ней. Порой она подумывала, не начать ли самой, ибо стала замечать при встрече с Эммой некоторое её смущение и напряжённость в походке, жестах, речи. Однако решила не торопить событий. Королеве виднее, когда выбрать наилучший момент для объяснений.Каждый день Эмма виделась с Можером, и всякий раз взгляд её задерживался на нём дольше, чем следовало бы. Так было и во время их прогулок с Аделаидой и Гуннорой. В такие моменты она старалась не смотреть в сторону нормандца, ибо рядом была его мать, которая тотчас догадалась бы о значении пламенных взоров, посылаемых Эммой в сторону её сына. Но той было невдомёк, зато Аделаида, оставшись как-то с Эммой вдвоём, сказала ей:
— А ну-ка, давай начистоту, никто нас не услышит. Ты что, влюблена в Можера?
Эмма хотела возразить и уже вскинула высоко брови, но почувствовала, что не сможет. И взгляд тут же потух, упал и застыл на полу.
— Ты с ума сошла! Ведь он мой двоюродный племянник и чуть ли не в сыновья тебе годится!
Эмма подняла голову. В глазах горела решимость.
— Это моё дело. Я ещё не стара, а он рыцарь!.. Другого такого нет.
— Да ведь у него есть любовница, сама говорила, и вы с ней очень дружны, прямо как мать с дочерью. Как же ты можешь?..
— Наша любовь началась уже давно, — отвернувшись, ответила Эмма.
— Значит, и он тебя любит?
— Нет.
Аделаида всплеснула руками:
— Святые небеса! На что же ты рассчитываешь?
Эмма красноречиво посмотрела на неё. Адель поняла, улыбнулась уголками губ:
— И только-то? Ну, тогда это не страшно, если, конечно, он и сам не прочь...
— Он тоже хочет меня. Я вижу это, Адель!
— Ах, Эмма, — покачала головой герцогиня, — только бы не узнала его мать. Будет неприятный разговор.
— Я знаю.
— Ты уж потерпи, до коронации осталось недолго, потом она уедет. И если Можер, как обещал, останется...
— Он остаётся из-за Карла.
— Герцог Лотарингский вернётся?
— Так сказала Вия.
— Ей-то откуда известно?
— Ты не знаешь эту девушку. Похоже, она общается с нечистой силой, а может, с ангелами, и те открывают ей будущее.
— Она что, колдунья? Знается с духами?