Норвуд

– Нет, дядюшка Леко, в кровати – он же на землю ушёл, разве ты не помнишь?

– Это он молодец! Так ему и передай… – узник подошёл ко мне и потрогал кольчуг дряблой рукой. – Настоящая?

Я кивнул, а Леко звонко цокнул языком и затем обтёр ладонь о засаленные штаны – никакой другой одежды на нём не было. Если, конечно, не считать за таковую длинные, но редкие седые волосы и толстый слой грязи, которые прикрывали обнажённый торс.

Многочисленные шрамы белели рубцами в полумраке – на лице, на руках, на груди… Эти отметины, как строчки в книге, рассказывали о нелёгком боевом пути старого воина. Сабельный удар расположился рядом с копейным, несколько стреляных ран соседствовали с рванными укусами, а под правым глазом виднелась странная отметина. Странная, но вместе с тем знакомая – вытянувшись почти на всю щёку, она напоминала слезу. Похожий шрам я видел у Кирклина, но у того он прятался под сетью более мелких и был не так заметен.

– Рэд! – воскликнул узник. – А ну-ка неси кипятку, сорванец ты этакий, да смотри, чтобы не как в прошлый раз! Если опять вода чуть тёплая будет, я тебе такую трёпку задам, что собственное имя позабудешь…

Похоже, старик далеко не всегда понимал, где пребывает и что происходит, поэтому усач только хмыкнул и затопал по ступеням, не забыв прикрыть крепкую дверь.

– Ты, – Леко не глядя ткнул в мою сторону пальцем с обломанным ногтем, – ну-ка, срежь одежду вокруг раны.

Дождавшись, пока я выполню распоряжение, оборванный лекарь присел рядом с Лонгусом и замер, глядя на древко арбалетного болта. Никаких действий – только задумчивое созерцание.

– Не надо, – шёпотом попросил Младший, заметив, что я собираюсь потревожить мыслителя, – не мешай дядьке Леко.

– Он твой родственник?

Я припомнил, что ещё в деревне парнишка с теплотой говорил о старике, да и здесь проявил о нём заботу.

– Нет, но когда-то он сильно помог нашему деду… Видел лакриму? – недоумение на моём лице заставило Младшего пояснить: – Шрам под глазом, который как слеза.

– Видел, – ответил я.

– Он появился у Леко из-за деда…

Было заметно, что парнишке очень хочется рассказать эту историю. Для меня же давнишние события особой ценности не имели, но, во-первых, стоило проявить вежливость к товарищу, а во-вторых, возможно, удастся узнать что-нибудь важное о порядке, которым руководствовались беллаторы. Поэтому я спросил:

– Твой дед поранил Леко?

– Ха, у его деда не всегда получалось поранить курицу! – вдруг сказал старик. – А ты, молодой интерфектор, знай: как мои слёзы могут течь только из моих глаз, так и лакрима может быть нанесена только моей рукой.

Поделившись этой мудростью, он вновь замер над раненным.

– Во время Большого круга, когда беллаторы собираются, чтобы принять какое-то решение, – слова Младшего отражались от сырых каменных стен, – старший брат Леко обвинил моего деда в воровстве…

– Всё из-за девки, – вновь влез в рассказ старый воин. – Всегда всё из-за них!

Младший несколько раз кивнул с важным видом, словно уже успел убедиться в истинности этого утверждения, а после продолжил:

– Дед, разумеется, говорил, что ничего не крал, и тогда круг постановил решить спор поединком. Одна беда – дед сильно поранился на охоте, когда лось лягнул…

– А как же свидетели? – не выдержав, я перебил рассказчика. – Или другие доказательства? Неужели можно огульно обвинить раненого человека, а затем просто устроить с ним поединок?

– Порядок позволяет выставить вместо себя другого бойца, – пояснил паренёк. – Если, конечно, таковой найдётся.

– И чего? – спросил я, хотя дальнейшее развитие истории было уже понятно.

– За деда в круг пошёл Леко… И прикончил собственного брата…

Я посмотрел на старика – неужели его дружба с дедом Младшего была настолько сильна, что ради неё он не только рискнул жизнью, но и убил близкого человека?

– Долг за мной был, – не знаю как, но Леко, стоя спиной, сумел заметить мой взгляд. – А когда наступает время отдавать долги – бывает, что льётся не только кровь, но и слёзы.

Старый воин повернул голову, ткнул пальцем в шрам под глазом и расхохотался. Этот хохот ещё какое-то время эхом гулял по темнице, отбивая всякое желание разговаривать.

Через четверть часа пара измученных крестьян, оставляя мокрые следы и ругаясь через слово, притащили солидный чан с кипящей водой. Леко, не поморщившись, тщательно вымыл руки, потребовал кинжал, чистую тряпицу и кувшин крепкого вина, а когда всё необходимое принесли – приступил к лечению.

Вырвав древко, он уверенным движением вырезал наконечник болта, оставшийся в ране, со всех сторон осмотрел его, после брезгливо отбросив в сторону. Чёрное серебро звякнуло о камни, а я подобрал небольшой изогнутый кусочек окровавленного металла.

Плеснув немного вина на рану, Леко допил остатки несколькими большими глотками и похлопал пленника по щекам – Лонгус дёрнулся, но глаза не открыл.

– Жить будет, – ткань легла на повреждённый участок, а полуголый лекарь горделиво посмотрел на нас с Младшим.

– Когда он очнётся? – поинтересовался я.