Носки

Я пожал руку, и мы пошли в гардероб.

Облачившись в одежду и приняв прежний вид, мы построились у кабинета начальника госпиталя.

— А… Вы уже здесь, — удивился врач, выходя из кабинета. — Значит, я связался сейчас. Сообщили, что наши снова откатывались на те же позиции, откуда привезли вас, но раненые оттуда не поступали. Вчера пошли на прорыв. Сейчас, вроде, работает поисковая группа. Так что, если жив ваш Воробей, то найдут, — сказал врач. — А документы о выписке я сейчас подпишу. Ваше начальство я уже уведомил, — обращаясь к Коршунову, дополнил сам себя врач.

— Александр Сергеевич! — обратилась к нему внезапно подскочившая откуда-то сестра. — Там новых привезли. Очень много раненых. Говорят, что ещё будут, — добавила она.

— Хорошо, Ольга Игоревна, иду, — ответил врач. — Идёмте. Может, и вашего привезли, — обратился он к нам и большими быстрыми шагами направился к лестнице.

Практически перепрыгивая по три ступеньки, он довольно проворно спустился на первый этаж, и я едва успел за ним.

Мы прибыли к главному входу, и нашему обозрению открылось фойе, в котором находилось около десятка парней, лежащих на носилках. Но и это было ещё не всё. Заносили следующих.

Главврач начал распределять только что прибывших бойцов, а мы — вглядываться в них, уже частично перебинтованных, пытаясь обнаружить среди них Воробья.

— Здесь его нет, — сказал командир и выбежал на улицу.

Мы вышли следом. У крыльца стояло всего три «буханки», и значит, всех этих ребят привезли прямо друг на друге. В машинах ещё оставалось двое раненых, но и среди этих двух Воробья не оказалось.

— Что, не нашли? Это как раз из того квадрата, откуда, собственно, и вы, — сказал начальник госпиталя.

— Да, что-то его нет здесь, — ответил командир.

— Ну, ребята, больше не знаю, чем помочь. Много работы. Очень тяжёлые, — сказал главврач, махнул рукой и пошёл по своим делам.

— Сержант, вы сейчас назад? Туда же, откуда приехали? — спросил командир одного из бойцов, сидящих в буханке.

— Так точно, — ответил сержант.

— Возьмёте нас с собой?

— Да вы что, товарищ капитан. Если мы вас возьмём, то куда грузить будем? Техники не хватает, — ответил сержант. — А эти-то вообще куда собрались? Гражданские, — с недоумением кивнул он на нас. — Одного можем взять только. Места и так нет.

— Ладно, тогда я еду, — сказал я.

— Это вообще кто такой? — спросил сержант Коршунова.

— Это писатель, — ответил тот.

— А на кой нам на борту писатель? — спросил сержант.

— Это мой сон. Мне и ехать, — настаивал я.

— Товарищ капитан, какой ещё сон?! Не-не-не. Нам тут своих снов хватает и без богатой фантазии, — сказал сержант.

Командир молча посмотрел на меня и замер. Потом вопросительно кивнул, и я кивнул ему в ответ.

— Слушай, дружище сержант, возьми этого парня с собой, а? — указав на меня, произнёс командир. — Мы там своего потеряли трое суток назад, живой, похоже, ещё, — добавил он. — А этот найдёт.

— Товарищ капитан, нам ехать надо уже, — сказал сержант.

— Ну, так возьми писателя и ехай, — сказал командир. — Под мою ответственность, — подытожил он.

— Ладно, забирайся быстрей, пока никто не видит, — скомандовал сержант.

Я быстро влез в дверь и уселся на единственное боковое сиденье. Сержант хлопнул дверью, и машина довольно резкими рывками сменила две первые передачи, после чего набрала более равномерный плавный ход и мчалась, подпрыгивая и подскакивая, уже на прямой четвёртой передаче.

Машина вся скрипела и трещала. В кузове виднелись отверстия, оставленные, по всей видимости, автоматной очередью. В них завывал встречный ветер не меньше, чем завывала время от времени раздаточная коробка, когда водитель подключал передний мост.

Я хоть и напросился ехать сам, но на самом деле ужасно боялся. И меня почти сразу начала одолевать моя «корабельная болезнь», от которой я, казалось, сухим не доеду.

Я терзался и тем, что не знаю, где именно искать Воробья. Вспоминая свой сон, я не мог вспомнить хоть какую-то наиболее точную деталь, чтоб иметь какой-нибудь ориентир.

— Угораздило же тебя с этим сном. Зачем ты едешь туда опять? Что вообще у тебя на уме? — говорил я себе.

В ногах появилась какая-то маета, словно перед каким-то опасным прыжком в неизвестность, и я непроизвольно шоркал ладонями по ногам.

— Что, писатель? Жим-жим? — улыбнулся сержант, повернувшись ко мне своим уставшим износившимся лицом.

— Да не то слово, — ответил я.

— Если что, я тебя не знаю, и как ты попал в машину, тоже не видел, — предупредил меня сержант.

— Понял, — ответил я.

— Не моё это дело, конечно. Но ты, похоже, на всю голову бабахнутый, — сказал сержант.

— Похоже, — кивнул я.

Долго мы потом скакали по кочкам, молча, под звуки свиста продуваемых пулевых отверстий в кузове, скрипа дверей и сидений, треска салона и прорывающегося воя трансмиссии, особенно, когда машина попадала в довольно глубокую грязь, и скорость резко снижалась.

Через некоторое время стали доноситься столь уже забытые мной разрывы.

То сначала издалека, то чуть ближе, а потом и вовсе, казалось, прямо над нами.