Носочки-колготочки

– Да, вроде того, – улыбнулась тетенька-врач. – Ну, сиди теперь. Работай. И смотри, не обманывай! Должна остаться только кошка. Ты же хочешь, чтобы глазки стали здоровыми?

Маринка хотела, очень-очень! Но она не понимала, как избавиться от проклятого снеговика. Ведь вот и снеговик был, и кошка была, и они были совсем разные, куда же тогда девать снеговика? «Может, кошка должна подкрасться поближе и его съесть?» – размышляла Маринка и напрягала глаза изо всех сил, но упрямая кошка оставалась на месте и даже усом не шевелила. «А если на него подышать и он, правда, растает, ведь тогда получится лужа», – волновалась Маринка, и по вискам ее впрямь пошли теплые струйки пота, но снеговик как был, так и стоял целехонек.

Волшебство не давалось. Потом Маринку осенило, и она закрыла правый глаз. Снеговик исчез, осталась только кошка! Но не успела она обрадоваться простоте решения, как за спиною послышался строгий голос:

– Это еще что?! А ну-ка не халтурить! Разве я разрешала закрывать глаза?!

Так они ездили – каждый день, кроме выходных, и не было конца-края этим утомительным путешествиям. Отчаявшись добиться от Маринки толку, тетенька-врач велела заклеить на очках одно стекло, и теперь оно было замотано серым пластырем, обтерханным по краям. Маринку перестали обзывать «четырехглазой», но зато громко кричали вслед: «Одноглазая! Одноглазая!» – и это было еще обиднее.

У нее было два глаза, ДВА! Такие же, как у всех! Это не она придумала очки, грязный пластырь, кошку, снеговика, глупую железную улитку, которая не могла ее вылечить! Потому в драку бросалась не раздумывая. Воспитательница жаловалась, мама ругалась, ставила в угол…

Маринка стала отдирать пластырь каждое утро, а вечером мама упрямо наматывала его снова, еще и наподдавала как следует. Больше всего на свете хотелось Маринке, чтобы кошка и снеговик соединились, ведь тогда кошмар кончится. Но нет, не выходило.

Незаметно прошел год, потом еще один и еще… Маринка пошла в школу.

Ничего не менялось. Днем были те же грязные трясучие грузовики, тот же аппарат в глазной поликлинике – вот только улитка вытягивала металлические рожки все выше и все шире разводила их в стороны.

– Ну как? – спрашивала врач. – Хоть чуть-чуть двигается дело?

И Маринка начинала горестно всхлипывать, так что слезы капали прямо улитке в глаза; кошка и снеговик дрожали и расплывались, но всё равно не сходились вместе.

А потом – Маринка и не помнит, когда это произошло, она ведь не хотела врать, она знала, что врать плохо, – как-то само собою выговорилось: да, мол, пошло дело, уже и боками соприкасаются! Вся кровь ударила Маринке в лицо – от стыда. Но врач, кажется, ничего не заметила, а только обрадовалась и погладила Маринку по волосам. И мама, которая теперь поджидала Маринку в коридоре (ведь Маринка была уже большая девочка), обрадовалась тоже, купила на обратном пути даже подсолнечной халвы в пластиковой коробке.

Каждый день, кроме выходных, Маринка засыпала и просыпалась со страхом, что обман откроется. Ей снились черные кошки и белые снеговики – огромные, размером с девятиэтажку. У нее пропал аппетит, она нахватала троек даже по математике, хоть это был любимый предмет. Однако маленькая невинная ложь не замедлила дать результат – через какой-нибудь месяц пластырь отменили, и коль скоро старые очки были безнадежно им испорчены, мама купила Маринке новые, в модной металлической оправе. Одноклассники стали меньше дразниться.

А с четвертого класса началась «военная подготовка». Однажды военрук вывесил на классную доску мишени и принес из хранилища две настоящие пневматические винтовки. Рядом с мишенью на доске он мелом нарисовал, как правильно целиться, и выдал ученикам по три маленькие серые пульки, похожие на колпачки от зубной пасты. Мальчики были в восторге.

Позволили стрелять и Маринке. Маринка сняла очки, прицелилась раз, другой, третий…

– Этого не может быть! – сказал военрук, рассматривая мишень.

В ней пробита была единственная дырка, в самой десятке. Правда, она была довольно большая и неровная. Но куда, скажите, ушли два других выстрела? Их не было ни на бумаге вокруг мишени, ни даже на доске, ни на стенке за доской!

– В молоко, в молоко!!! – кричали мальчишки. – Косая-босая!

А военрук приподнял мишень и снял с доски три плюхи, аккуратно положенные одна в другую. Надо признаться, он был озадачен.

С тех пор Маринку брали на соревнования по стрельбе. Соперницы, двумя-тремя классами старше, ужасно веселились, увидев маленькую толстенькую девочку-очкарика, которая откладывала очочки в сторону и прилаживалась стрелять – сначала из пневматики, потом из мелкокалиберной, из положения лёжа.

Как же так выходило, что девочка-очкарик вечно оказывалась на пьедестале не ниже третьего места? А очень просто. Черный круг мишени был кошкой – проклятой кошкой, вписанной в ненавистного белого снеговика. И Маринке хотелось, чтобы их не было. Никогда.