Некоторые историки видят политику умиротворения частью хитроумного плана Чемберлена, который якобы хотел выиграть время и заняться пробелами в обороне Британии. В 1937–1939 годах программа перевооружения реализовывалась еще более интенсивно, и все департаменты правительства готовились к войне. Однако усилия премьер-министра оказались и слишком ничтожными, и слишком запоздалыми. В 1937 году он выделил на оборонные расходы 1,5 миллиарда фунтов стерлингов, но это все равно было на 1,884 миллиарда меньше, чем различные военные ведомства считали абсолютно необходимым. Да и в любом случае именно Чемберлен руководил экономикой страны с 1931 года, так что найти дополнительные деньги на оборону вполне мог и до 1937-го.
Другие исследователи вслед за Черчиллем полагают политику умиротворения и бессмысленной, и безнадежной. Чемберлен и его коллеги, утверждают они, стали жертвами лицемерия и двурушничества Гитлера и тщетно цеплялись за надежду на мир, поскольку не могли вынести перспективы новой войны. Правительству следовало принять более масштабный план перевооружения, а Чемберлену – конструировать большой антифашистский альянс с Францией и Россией. Будь у него мощные союзники и современное оружие, премьер-министр мог бы и вывести Гитлера на чистую воду. В общем, трудно не рассматривать период с 1937-го по 1939-й год как череду упущенных возможностей или, по меткому выражению Черчилля, как «вереницу верстовых камней, ведущих к катастрофе».
В 1937–1938 годах Британия пыталась убедить Муссолини вывести войска из Испании и принять
Чемберлен не возражал против этого поглощения, хотя поглощенная страна была демократической республикой и членом Лиги Наций. Однако он «испытал шок» от одностороннего самовольства Гитлера и направил в Берлин официальный протест. А когда немецкие дипломаты заявили, что австрийские дела никак не касаются Британии, премьер разозлился. Что же предпринять? Именно этот вопрос поставил в палате общин Черчилль, предупреждая, что «в Европе воплощается хорошо просчитанный план нападения, шаг за шагом, в тщательно выверенный момент».
Сверхточное планирование Гитлера выглядит сомнительным, однако аргументы Черчилля вскоре подтвердились самим ходом событий. После Австрии Гитлер направил свое внимание на Чехословакию, большинство немецкого населения которой проживало в Судетской области на северо-западе. Лидер нацистов объявил, что будет «защищать» «свободы» немцев и обеспечит их право присоединиться к Великой Германии. Очевидно, что он намеревался аннексировать Судеты, возможно, в качестве прелюдии к захвату остальной Чехословакии.
На фоне поглощения Австрии палата общин потребовала у Чемберлена поддержать независимость Чехословакии. Страна, созданная по Версальскому договору, стояла особняком среди других восточноевропейских государств – там с 1919 года сохранялись демократические институты. Франция и Россия уже гарантировали неприкосновенность ее границ, учитывая ее богатые промышленные и военные ресурсы и важное геополитическое положение. Однако Чемберлен отказался последовать их примеру: защита границ Чехословакии представлялась ему невозможной в военном отношении и слишком рискованной в дипломатическом, ведь это могло спровоцировать следующую европейскую войну. Армейское руководство тем временем предостерегало премьер-министра против британского вмешательства, так как это все равно что «пойти на тигра, не зарядив ружья». Чемберлен полагал, что ни общество, ни имперские войска не «последуют за нами… на войну, начатую из-за попытки меньшинства получить автономию; тут должно быть что-то более серьезное».
Русские, готовые на все, лишь бы задержать немецкое территориальное продвижение на восток, предложили провести конференцию с целью прекратить агрессию на континенте. Лейбористы и Черчилль увидели здесь возможность заключить альянс, который обуздает Гитлера и подстегнет внутреннюю оппозицию ему в Германии. Однако Чемберлен отклонил приглашение – он ненавидел коммунизм и считал, что Советы просто хотят втянуть Британию в войну с немцами. В парламенте премьер заявил «чудакам-идеалистам» и «разжигателям войны», критиковавшим его решение, что конференции в любом случае не эффективны, и гораздо лучше следовать по независимому прямому пути.