Чемберлен хотел по-быстренькому разобраться с континентальными проблемами, чтобы сосредоточиться на более важных внутренних и имперских материях. Подобно своему отцу, а также наставнику Болдуину, в глобальном контексте он рассматривал Британию скорее как империю «белых доминионов», а не как европейскую великую державу. Однако, в отличие от Болдуина, Чемберлен заносчиво считал, что сможет уладить все трудности путем личных переговоров. Такой его подход, в частности, предопределил более активную позицию в европейской дипломатии, а также – полное игнорирование Министерства иностранных дел и Черчилля, которые пытались предупредить его о гитлеровских территориальных амбициях и о том, что нацистскому лидеру нельзя доверять. Чемберлен предпочел положиться на собственное суждение и советы близкого круга, куда входили исключительно члены так называемой старой гвардии – опытные, но лишенные воображения политики. Черчилля беспокоил «явный дефицит способных людей» в окружении премьера. Пожалуй, только дряхлеющая, замкнутая на себе империя и архаичная политическая система могли произвести такого лидера. «Эти люди, – предрекал Муссолини, – всего лишь утомленные отпрыски длинной череды богатых предков, и они потеряют свою империю».
Ллойд Джордж как-то сказал, что «у Невилла розничный ум в оптовом бизнесе», и именно этот дотошный «розничный ум» теперь пытался разобраться с гангстером и аферистом, управляющим Германией. Стратегия Чемберлена с виду казалась разумной и вроде бы исходила из лучших побуждений – все та же политика умиротворения, которую впервые применил Иден после ремилитаризации Рейнской области. Умиротворение предполагало рассмотрение жалоб Гитлера на «порочный» Версальский договор и дозволение Германии расширить свое влияние в Восточной Европе. Ей могли бы разрешить вобрать в себя немецкое население Чехословакии, Польши и Австрии, «заслуживающее» право на самоопределение. А если эти действия – увы! – повлекут за собой войну, то Британии незачем вмешиваться. Что касается военной политики, то страна продолжит перевооружаться, но дипломаты будут придерживаться стратегии ублажения Муссолини, чтобы ослабить ось Рим – Берлин.
Чемберлен и его близкий круг считали, что восстановление могущества и статуса Германии удовлетворит Гитлера и заставит его «остепениться». Именно концепцию умиротворения они будут продвигать в прямых двусторонних переговорах с немецким диктатором: да, конференции как метод годились в некоторых обстоятельствах, но разрешать трудные вопросы лучше всего в личных обсуждениях лицом к лицу. В ноябре 1937 года Чемберлен отправил доверенного коллегу по кабинету виконта Галифакса проинформировать Гитлера, что Британия благосклонно смотрит на территориальные претензии Германии в отношении Австрии, Данцига и Чехословакии. В то же время премьер-министр вступил в непосредственную дискуссию с дуче. «Часок-другой тет-а-тет с Муссо, – говорил он, – могут иметь необычайную ценность».
Что двигало умиротворителями и какова относительная ценность их политики – обсуждается без конца. Эта стратегия имела в виду прежде всего избежать нового кровопролитного и дорогостоящего конфликта, и британские СМИ многократно усиливали мысль. В конце 1930-х все то и дело пускались в рассуждения о грядущих кошмарных последствиях второй общемировой войны, а газеты и радио в красках живописали предполагаемый апокалипсис. Мол, английские города превратятся в груды щебня, а будущие поколения будут жить среди руин. Подавляющее большинство англичан были настроены против войны, и политика умиротворения красноречиво подчеркивала эту позицию.
В то же время эта стратегия обнажила нежелание Британии приступить к своим европейским обязанностям, а также осудить нацизм по идеологическим или моральным причинам. Британия зачастую смотрела на континентальные дела как на досадную помеху. Колонии и доминионы категорически не желали участвовать в новом конфликте, поэтому метрополия жаждала сохранить мир в Европе любой ценой. О преследованиях Гитлером евреев и убийствах политических оппонентов знали все, но отчеты о жестокости нацистов совершенно не заботили тех людей, которые формировали британскую внешнюю политику. Некоторые консерваторы «восхищались» тем, как быстро Гитлер сумел «восстановить» экономику своей страны, а английский высший свет слетался на экстравагантные приемы в немецком посольстве. Георг VI говорил от имени всего правящего класса, когда описывал нацистскую Германию как более предпочтительный вариант, чем «большевистская» альтернатива.