Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Вообще роль британской группы, по общему мнению, заключалась в том, чтобы научиться у американских мастеров и затем воздать им высшие почести в виде кавер-версии. Однако писать собственные песни? Да возможно ли это? Не является ли попытка переплюнуть учителей наглым предательством? Любые формы классической музыки уходят корнями в индивидуальный гений, а поп-музыка до сих пор как бы не имела авторов. В этом отношении она больше всего напоминала религиозные песнопения. С приходом битлов и их последователей ситуация изменилась. В предыдущие эпохи песни и танцы рабочего класса либо адаптировались для приличного общества, либо отвергались им; теперь же это искусство заняло собственное место, без прикрас и стеснения, что имело далеко идущие последствия. В 1960-х многие, кто из соображений престижа пытался разговаривать «пафосно», как высший свет, бросили эту затею. Музыкант по имени Кэт Стивенс давал интервью, растягивая слова на манер богемы Челси. Интонации, характерные для среднего и тем более высшего классов, сглаживались и исчезали.

Эта новая наждачка прошлась везде, меняя акценты и идиомы. Известно, что Лоуренс Оливье и Джон Гилгуд репетировали в вечерних костюмах, но в 1960-х такое никуда не годилось. Рабочий класс всегда оказывал глубокое влияние на кино и театр, но в этом десятилетии их влияние откровенно приветствовалось. Майкл Кейн, Ричард Бертон, Теренс Стэмп и целая плеяда других актеров придали рабочему классу не только респектабельность, но гламур.

К 1970 году показатели кокаиновой и героиновой зависимости выросли втрое. Привыкание к наркотикам в то время возникало быстрее, и причина очевидна: правительство их запретило, не объяснив, почему они опасны. Мик Джаггер выразил эту мысль так: «Мы тогда ничего не знали о зависимости».

44 Вместо мира

Производственные отношения оставались весьма теплыми на протяжении всех 1960-х, по крайней мере по сравнению с большинством соседей Британии. К концу десятилетия «раздор» снова стал очевиден; Вильсон и Барбара Касл, новый министр занятости, чувствовали растущее напряжение народа. Касл взялась за дело приручения профсоюзов методами близкими к отчаянным; входя в левое крыло партии, она лучше других понимала, какой будет жатва. Однако северное упрямство и природный пыл вели ее вперед. 16 января 1969 года после длительного совещательного периода наконец вышла Белая книга «Вместо раздора». Общий посыл документа был прост: профсоюзы должны сдерживать своих подопечных, иначе правительство сочтет их негодными опекунами и будет действовать соответственно. Конкретные меры включали право министра занятости требовать участия в голосовании по вопросу забастовки, если она увидит опасность для общенациональных интересов, 28 дней обязательной работы в случае зашедших в тупик переговоров и, наконец, самое критичное, создание Производственного департамента с полномочиями «связывать» и «разрешать»[107], то есть вмешиваться в любые конфликты между профсоюзами. Решения департамента будут иметь силу закона. Особенная важность этого пункта обусловливалась тем, что большая часть самых неразрешимых профсоюзных «проблем» приходилась не на споры между работодателями и работниками, а на борьбу разных тред-юнионов между собой – за самые высокие зарплаты. Многое из этого могло показаться неприемлемым, не предусмотри Белая книга такой поворот. Угроза нависла над всеми: в случае отказа сотрудничать на профсоюз накладывался штраф, а если его выплата саботировалась, руководству грозила тюрьма.

Немного удивительно, что даже тогда большая часть лейбористского электората и членов парламента поддержала столь радикальные меры. Ни избиратели, ни члены парламента не имели такого значения, как сами профсоюзы, собственно основавшие партию. Кроме того, к власти в тред-юнионах пришла новая порода лидеров: воинственно настроенные, часто не марксисты, они считали своей единственной целью защитить права членов от посягательств, огородив их колючей проволокой. У них был союзник в правительстве – Джеймс Каллагэн, министр внутренних дел, не особо выдающийся, хоть и старательный член кабинета. Одновременно инстинктивно верный и по-тихому амбициозный, принадлежавший к левому крылу, но отнюдь не марксист, он принимал профсоюзы очень близко к сердцу. Каллагэн не любил Барбару Касл, отчасти по сомнительной причине ее менее рабочего происхождения, чем у него, а отчасти за ее университетское образование. Его время скоро придет.