Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Не менее существенным было то, что впервые регион Северной Евразии начал интегрироваться в единое социальное и экономическое пространство. Происходило это не в результате завоевательного похода великого правителя, а в процессе кристаллизации ментальной географии в конкретные социальные и политические связи. Сибирь обретала пространственные границы, по мере того как ее просторы исследовались стихийными колонизаторами — разноплеменными выходцами из Московского царства. Первоначально Сибирью называли район восточного Приуралья, потом территорию до Иртыша, затем все земли к востоку от Урала, до берегов Тихого океана или политических границ с Цинской империей и среднеазиатскими ханствами. Слово неопределенного происхождения, Сибирь символизирует процесс формирования региона именно как феномен ментальной географии, когда «колонизация воображения» и мысленная интеграция разрозненных территорий в единое «царство» предшествует реальной колонизации и служит залогом его успеха. Вот почему, помимо материальных ресурсов, открытие и присоединение Сибири дало Московскому царству и символическое преимущество над бывшими грозными соперниками — Речью Посполитой и Крымским ханством. В ходе политических катаклизмов и гражданской войны эпохи Контрреформации Речь Посполитая утратила былую способность интегрировать инородные культуры, а Крымское ханство постепенно трансформировалось в небольшое мусульманское княжество. Освоение Сибири способствовало тому, что формирующиеся в Москве на протяжение XVII в. институты современного государства как анонимного бюрократического аппарата управления инкорпорировали архаические средневековые практики косвенного управления и делегирования полномочий местным элитам, именно то, что было отвергнуто другими европейскими обществами. Если можно было включить в систему централизованного управления бурятские племена, без превращения их в «русских» и насаждения православия, почему нельзя было на тех же основаниях присоединить Крым или польско-литовские земли? Речь Посполитая и Крымское ханство не могли даже гипотетически присоединить к себе в конце XVII в. московские земли, гарантировав их элите сохранение прежнего статуса, образа жизни и культуры. Могло ли Московское царство применить опыт Сибири в Европе? От ответа на этот вопрос зависело, как будут осмысливаться цели противостояния Москвы своим давним соседям.

Церковный раскол как шаг к объединению

Революция социального воображения, проявившая себя в XVI в. в ходе Реформации католической церкви и последующей Контрреформации, была гораздо шире сугубо церковных конфликтов. Интересно, что в Московском царстве произошедшая в результате Смутного времени окончательная дифференциация отношений «власти», «владения», «религиозного авторитета» и «культурной солидарности», т. е местная версия революции социального воображения, вызвала к жизни трансформацию церкви в обратном порядке: сначала «контрреформацию» официальных церковных властей, а затем — протестную «реформацию».