И в торговых отношениях с Германией мы к периоду начала военных действий подошли с положительным сальдо. И тут пусть будут посрамлены те критики, которые кричали, что даже в последний день перед войной в Германию проследовал эшелон с продовольственными и сырьевыми поставками. Правда, они умалчивают, что в тот же день, навстречу ему прошел эшелон с оборудованием для Больше-Токмакского торпедного завода, как писали немцы в своих сопроводительных документах. А из условий секретности, у нас завод назывался: «Машиностроительный завод дизельных двигателей». Всё это, с возмущением вспоминал заместитель главного технолога этого завода Яровой. И вообще, если не использовать факт поставки нефтепродуктов и зерна только для пропагандистских антисоветских и антисталинских мифов, а учесть их процент от общего производства зерна и нефти в СССР то станет ясно, что 1-2% от общего производства, это обычная торговая сделка, о которой вообще и говорить-то не стоит. А если обратится к цифрам, кому из сторон был более выгоден торговый договор с Германией, то и тут критики этого соглашения будут посрамлены. Германский кредит в 200 миллионов марок был перевыполнен германской стороной и составил 287 миллионов марок. А, Советская сторона, до начала конфликта, так и не восполнила разницу в 70 миллионов марок в товарных поставках Германии.
– И, Советской стороне удалось, ко всему, получить почти все образцы германской боевой техники и доподлинно изучить их тактико-технические данные. Правда, к сожалению, освоить эти данные к началу боевых действий успели не все. По всей видимости, на это и рассчитывал Гитлер, согласившись на такие поставки. Тем более он считал, что такие поставки успокоят Советское командование, касающихся требований вывода германских войск о которых говорил В.М. Молотов на встрече с фюрером, требуя вывода этих войск из Финляндии и Румынии.
И раньше разгадать сроки нападения на страну и тем более направление главного удара, который можно было только предполагать, не могла не только наша разведка и тем более И.В. Сталин, а и сам Господь Бог. И это по тому, что план «Барбаросса», подписанный в декабре 1940 года о дате нападения вообще не говорил, а только предполагал создание трёх ударных
танко-механизированных групп, на трёх направлениях: Северном – через Прибалтику на Ленинград, Западном – через Минск и Смоленск и далее на Москву и Юго-Западном – через Житомир на Киев и в дальнейшем на Кавказ. И когда И.В. Сталин говорил о преимуществе, так называемого главного удара, в кинематографической трактовке, на Украину, то он ориентировался на данные разведки, что к Украинскому направлению немцы стягивали большее количество войск к периоду этого высказывания. Но в период до 21 июня реально никакого главного удара не существовало. Все три направления, почти одинаково, были укомплектованы танко-механизированными ударными клиньями, и авиацией. Например, на Минском направлении сосредотачивалось 1680 самолётов, то на Киевском порядка более 1300.
При этом «Блицкриг», в общем виде предусматривал начало войны, мощным ударом с воздуха не конкретизируя, по каким именно целям. По этому, трудно было определить направление первого удара. Будет ли он нанесен по фронтовым аэродромам первой линии прикрытия границы, или по армейским и фронтовым тылам. Главное в этих ударах было то, чтобы нарушить связь, деморализовать войска и вызвать панику. По этому, на разных участках фронта, он должен был наноситься по-разному, и не обязательно по приграничным аэродромам. Немецкие войска должны были охватить все войска Красной Армии, как считал фюрер и немецкое верховное командование, в районе новой и старой границы, рассечь их пополам центральным ударом, уничтожить, или пленить в течение двух, трёх недель, и на этом закончить войну в России. А главное направление можно было предположительно определить только 21 июня, когда танковая группа генерала Г. Гота, стоявшая под Варшавой, получила приказ двигаться в направлении на Минск. А приказ о пересечении границы, как мы уже говорили, Г. Гот получил только 23 июня.
А если проанализировать письмо Гитлера итальянскому Дуче Муссолини, то обвинение наших разведывательных органов и главного командования, в неправильном определении времени нападения германских войск можно совсем снять. А вот, что гласило это письмо. 21 июня, Фюрер – Муссолини:
– Длившиеся месяцами тяжелые раздумья закончились принятием самого трудного в моей жизни решения. Я принял решение начать войну против СССР. Дальнейшее выжидание приведёт к гибельным последствиям. Окончательное решение не будет принято до 7 часов вечера сегодня.
Здесь есть некоторые противоречия с реальными действиями фюрера, но в стратегическом отношении сроки подписания приказа о нападении, а именно их порядок в принципе верны. Хотя мы уже говорили, что Гитлер подписал приказ несколько раньше. Однако в войска, в ранге подразделений, он поступил именно в указанное Муссолини время.