– Вот, значит, как… – недоумённо поднял брови Алекс. Об этой стороне войны он до сих пор не задумывался. – Как же мы будем сноситься с Большой Землёй – голубиной почтой?
– Пока неясно. – развёл руками профессор. – Да вот, хотя бы один из ваших флапперов можно использовать как курьерский. А что? Привесить дополнительные баки с мета-газом – на половину примерно дальности хватит. А по дороге можно в паре мест оборудовать площадки подскока с запасами, да оставить при них казачков для охраны и техника. Чем не вариант? В общем… – он деликатно потрепал Алекса по запястью, – не переживайте, батенька! Что-нибудь непременно сообразим. Старт экспедиции только через неделю: пока списки снабжения проверим, задачу окончательно утрясём с губернатором, пока погрузимся… Время есть.
– Ну и на кой ляд ты приволок их сюда?
Витька с неудовольствием смотрел на большую угловатую корзину, плетёную из ивовых прутьев. Внутри корзины что-то копошилось и курлыкало.
– И куда мы их теперь денем? Сами-то только-только залезли и попрятались, а тут ещё и это! Вот начнут орать – услышат, набегут…
– Когда это голуби орали? – обиделся за своих питомцев Сёмка. – Они тихие. А корзину засунем поглубже. Да вот, хотя бы туда…
И ткнул пальцем в узкую щель между гроздьями газовых мешков. Их собственное убежище располагалось тут же – Витька, четыре дня, от рассвета до заката, а то и по ночам, подряд помогавший отцу и его подчинённым на загрузке «Баргузина» постарался и выбрал укромное местечко. Но кто ж знал, что спутник кроме вещмешка, притащит ещё и корзину-переноску с почтовыми голубями!
– Да ты не дрейфь! – попытался успокоить его Сёмка. – Тут и без них шумно, никто не услышит…
Действительно, мягко покачивающийся на ветру у причальной мачты «Баргузин» жил, казалось, своей жизнью. Внутренности корабля наполняло множество звуков – снизу доносились голоса матросов, копошившихся на длиннющем мостике-киле, тянущемся вдоль всего корпуса; скрипели тросы-растяжки, шуршали, тёрлись боками гигантские мешки с мета-газом, посвистывали в промежутках между ними сквозняки. Пожалуй, подумал Витька, его спутник прав: услышать в этой мягкой какофонии голубей почти невозможно.
– А куда мне было их девать? – продолжал оправдываться Сёмка. – Мы ведь надолго улетаем, они без меня пропадут. Кто их кормить будет, чистить? Помрут ведь, жалко. А голуби какие – настоящие почтари! Ни у кого в городе таких нету…
Витька кивнул. Голубятников в Новой Онеге было немало, клетушки для птиц торчали чуть ли не над каждой крышей, в каждом дворе. Но мало кто держал почтовых голубей – всё больше немецких чаек и английских, редкой крестовой породы «Монахиня»[1]. Сёмкины же голуби – клеймёные и нумерованные по всем правилам Имперского общества спортивного голубеводства славились по всей Новой Онеге. Их владельцу завидовали даже опытные голубятники, признанные знатоки. И если бы не скромный возраст «заводчика» – брать бы этим голубям большие призы на общеимперских соревнованиях.
– К тому же, – Сёмка продолжал выкладывать новые аргументы, – Они ещё и пригодиться могут! Сообщение, скажем, послать. Сам же рассказывал – у ископедиции не будет связи с Новой Онегой, потому как инри подслушивают. Случись что – даже на помощь не позвать…
Сёмкин отец, как механик-водитель шагоходов, был посвящён во многие детали предстоящей экспедиции. Слышал он и о том, что руководство опасается возможности прослушивания инри дальней связи – и как-то упомянул об этом при сыне. Но – ротмистр Ново-Онежского драгунского полка и вообразить не мог, что отпрыск поделится ими со своим закадычным другом, а тот притащит на борт «Баргузина» клетку с почтовыми голубями!
На борт дирижабля мальчишки пробрались порознь. Витька пришёл провожать отца в день вылета. Выслушал положенные наставления, пообещал помогать матери и присматривать за младшими братьями. А когда прозвучало долгожданное «провожающим покинуть борт воздушного судна» – в суматохе шмыгнул в сторону, вскарабкался вверх по паутине растяжек и затаился в заранее приготовленном убежище, куда он заранее отнёс мешки с припасами, принесённые Сёмкой верблюжьи кошмы (а вдруг, на высоте и вправду холодно?) и кое-какое своё имущество.
Сам Сёмка воспользовался приглашением профессора – чин по чину предъявил его записку часовым возле причальной мачты и вместе с другими провожающими поднялся на борт «Баргузина». На корзинку с голубями, предусмотрительно укутанную в тряпицу, никто внимания не обратил – что может быть естественнее гостинцев, принесённых из дома воздухоплавателю, отправляющемуся в долгое путешествие?
По каркасу прокатилась волна дрожи. Даже здесь было ясно слышно пыхтение паровых двигателей, стук шатунов, скрип приводных ремней, свист рассекаемого пропеллерами воздуха. Громада воздушного корабля дрогнула и неторопливо пошла вверх, набирая скорость.
Мальчишки жизнерадостно переглянулись.