Новая сила

Она вытащила из ножен и продемонстрировала собеседникам подарок механика – штык от винтовки «Маузер». Её усилиями клинок был отточен до бритвенной остроты, мало уступая даже инрийским ножам из голубого обсидиана. По обушку он щетинился зловещими зазубринами сапёрной пилы. Фельтке скривился – он слышал, что на фронте ветераны в первую очередь отбирали такие подобные «инструменты» у зелёных новичков, поскольку неприятель, взяв в плен солдата с таким штыком, немедленно вспарывал им несчастному живот – наказание за обладание оружием, раны от которого неизменно приводят к мучительной смерти.

Впрочем, здесь это не имело никакого значения, и механик не раз видел, как Чо использовала пилу по её прямому назначению – как обыкновенный инструмент.

«…это пока девчонка, и вправду, не дорвалась до глоток нелюдей…»

Фельтке собрался, было, упрекнуть её в чрезмерной кровожадности, и даже открыл для этого рот – но вовремя вспомнил о судьбе, постигшей жителей родной деревни Чо.

«…в конце концов, она имеет право на свою месть. А мы – на свою, что бы там не затевал этот чёртов Фламберг…»

IV

Теллус, Загорье.

Где-то над таёжным морем

Вонь убивала. От неё не очень-то спасали даже противогазные маски, милостиво выданные Витьке с Сёмкой такелаж-боцманом – уродливые намордники из кожи с латунными, прикрытыми сетками наглазниками и латунными же банками, болтающимися под подбородком на манер хобота олифанта, мифической твари, обитающей, по слухам, на южных островах. Пот, скапливающийся под плотно прилегающими к лицу краями, немилосердно разъедал нежную детскую кожу; каждый вдох, не говоря уже о выдохе, давался с трудом – лёгким приходилось мучительно напрягаться, чтобы протолкнуть воздух через крошево древесного угля, наполнявшее банки фильтров. А вонь всё равно проникала под маски, и привыкнуть к ней не было никакой возможности – мальчишки едва подавляли рвотные позывы, понимая, что если сблевать прямо в маску – можно и захлебнуться.

А ведь требовалось ещё и работать! Один из них (в данный момент это был Витька) запускал в прореху в основании газового мешка здоровенный жестяной черпак на длинной ручке и зачерпывал им отвратного вида слизь. Дальше следовало вылить содержимое черпака в ведро, раскачивающееся на перекинутом через балку тросике. Стоящий ниже Сёмка спускал поганое ведро до уровня мостика и опорожнял его в жестяной жёлоб. По нему эта жижа, гнусно булькая и пузырясь, стекала в отверстие в обшивке «Баргузина» и исчезала за бортом.

Поначалу, пока Витька не привык, он пару раз попал черпаком мимо ведра, и его благоухающее содержимое вылилось на стоящего внизу напарника. Можно представить себе, как тот отреагировал на такую «любезность» – не всякий портовый амбал употребляет такие словечки…

Работать так подолгу не было, конечно, никакой возможности. Примерно раз в полчаса мальчики спускались на мостик, стаскивали маски и устраивались где-нибудь подальше от очередного разреза, из которого несло невыносимым смрадом.

– А ежели, кому на голову попадёт? – поинтересовался Сёмка. Витька покосился на приятеля с неудовольствием. Вот же неугомонный – мало, что ли, он вымотался, что хватает сил на дурацкие вопросы?

Но всё же, снизошёл до ответа. Друг ведь, товарищ по несчастью – да и скучно сидеть вот так и ждать, пока не перестанут гудеть уставшие от тяжести черпака руки.

– Дурья башка, мы же сейчас над Загорьем! Внизу сплошная тайга – разве что медведя какого заляпает, или зубра…

– И то верно. – ответил, подумав, напарник. – Что-то я сам не сообразил с устатку…

К этому увлекательному занятию их пристроил всё тот же боцман-такелажмейстер. Называлось оно «санация мета-газовых емкостей». Суть процесса была проста и незамысловата: боцман по нездоровому желтоватому свечению определял газовые мешки, плесень в которых была поражена особым видом грибковой гнили, препятствующей выработке мета-газа, после чего в основании ёмкости делался недлинный разрез и специально назначенный человек отчерпывал скопившуюся на дне гнилостную массу. После этого разрез заклеивали, и процедура повторялась. Какое-то количество мешков всегда страдало от этой напасти, и избавление от гнили было такой же непрекращающейся процедурой, как покраска на каком-нибудь панцеркройцере. Гниль, ржавчина – и то и другое угрожало боеспособности военного корабля, неважно, морского или воздушного.

Распоряжение лейтенанта Веденски, командира «Баргузина» было недвусмысленным: коли уж «зайцы» пробрались без спросу на борт военного дирижабля, то пусть приносят пользу. Зря получать обильный «воздухоплавательский» паёк (их, прежде чем нагрузить работой, отмыли в корабельной бане, переодели в форменные штаны и рубаху, и зачислили на довольствие) не позволено никому – как, впрочем, и выбирать работу по вкусу. Что прикажут – то и будешь делать, потому как дисциплина…

– А дочка-то профессорская всё старается, глянь! – Сёмка толкнул приятеля локтем. – Вот же неугомонная!