– Ещё что-нибудь, герр лейтенант? – почтительно осведомился мичман.
– Да, разумеется. – Алекс кивнул. – Пусть механики начинают готовить к выгрузке шагоход, тоже с полным боекомплектом. Не исключено, что по результатам воздушной разведки нам придётся предпринять и наземный поиск тоже. И передайте связистам мой приказ – с этой минуты все аппараты связи ТриЭс следует опечатать. Пользоваться им можно только по моему личному распоряжению, и никак иначе.
– Слушаюсь, герр лейтенант!
Мичман коротко кивнул и щёлкнул по-кавалерийски каблуками. Однако, во взгляде его взгляде явственно читался вопрос.
– Вы, конечно, слышали, что инри куда глубже нас овладели премудростями ТриЭс? – осведомился Алекс. Не следует оставлять подчинённых в недоумении. – Так вот, это чистая правда. Нелюди могут засекать эманации ТриЭс на дистанциях, по меньшей мере, втрое превышающих доступные нам. Так что, если наши операторы пока не засекли здесь возмущения ТриЭс, это ещё не значит, что их нет… А потому – лучше обойтись без лишнего риска. Мы здесь одни, и если что – помощи ждать неоткуда.
– Всё ясно, герр лейтенант! – отозвался мичман. – Разрешите идти?
Алекс кивком отослал его и сделал знак фон Зеггерсу.
– Колокол к общему сбору. – распорядился он. – Всем свободным от вахты построение на килевом мостике. Да, и пошлите вестового к профессору Смольскому – передайте, что я прошу его тоже присутствовать.
Он помедлил и слегка отстранённо, словно беседуя сам с собой, добавил:
– Вот мы и у цели, господа…
Командир «Баргузина» закончил свою речь уставным «Gott mit uns!»[5]
Фон Зеггерс, занимавший должность старшего офицера дирижабля, выждал положенные четверть минуты, зычно скомандовал: «Команде разойтись по работам!», и под переливчатые трели боцманских дудок (на воздушных кораблях были приняты те же порядки, что и в морском флоте) матросы кинулись по своим местам. Офицеры последовали за ними. Некоторые едва сдерживались, чтобы не кинуться бегом – вот оно, настоящее дело, то, ради чего и была затеяна вся экспедиция. Тут, пожалуй, забегаешь…Витька проводил взглядом Елену, спешащую вслед за поручиком в кожаном костюме бронеходчика.
– Куда это она, а?
– В ангар, к шагоходу. – подумав, ответил Сёмка. Она же училась их водить, помнишь? Вот и здесь её наверняка приписали к машине. Запасным водителем, или что-нибудь в этом роде.
Основным воителем значился этот самый драгунский поручик, зачисленный в экспедицию по рекомендации Сёмкиного отца. Ротмистр Куроедов и сам с удовольствием бы занял это место – но он некстати страдал воздушной болезнью, о чём полковой начальник был отличнейше осведомлён. Пора уступать дорогу молодым, Василий Ипатьич – сказал он. – Пусть малый покажет себя, а тебе, небось, не по чину за борт травить…
– Пошли, что ли за ней? – предложил Витька. Сёмка кивнул: перспектива вернуться к поганому ведру его не вдохновляла. А в ангаре сейчас наверняка найдётся занятие для двух пар рук…
Как такового, ангара на «Баргузине» не имелось – под него был переоборудован обширный грузовой трюм. Примерно четверть его отвели для размещения и обслуживание шагохода; остальное место отдали под флапперы и аэропланы бортовой флюг-группы. Поверху, по всей длине «ангара», была закреплена дюралевую балку, по которой на роликах скользила цепная лебёдка. Грузоподъёмности её хватало, чтобы поднять и донести до люка (их в палубе было прорезано целых три штуки) и опустить со всем бережением вниз. Два из трёх были оборудованы подъёмными аппарелями из дырчатых металлических листов; они могли служить не только для выпуска, но и для приёма летательных аппаратов. Для этой операции «Баргузину» приходилось разворачиваться против ветра и давать полный ход, и тогда флаппер или аэроплан могли, уравняв скорость со скоростью воздушного корабля, аккуратно скользнуть в открытый люк. а ещё можно причалить, зацепив крюком, закреплённым поверх кокпита, особую трапецию.
Сейчас возле аппарелей аэропланы прогревали движки перед стартом. Под кромкой кокпита машины командир флюг-группы, красовались отметки о воздушных победах: три силуэта германских «фоккеров» и три схематично изображённых инрийских инсекта. Ближе к хвосту фюзеляж украшало изображение туза треф – белый разлапистый трилистник с широкой чёрной кромкой. Витька восхищённо выдохнул – лейтенант Уилббур Инглишби весьма серьёзно относился к своему новому званию званию аса.
В стороне ожидала своей очереди «гидра»; пилот и наблюдатель уже заняли свои места, и механики торопливо проверяли напоследок уровень питательной смеси в её крыльевых баках.
Мичман, руководитель полётов, выкрикнул что-то в жестяной рупор. Стоящий возле аппарели матрос сделал шаг в сторону и поднял сигнальный флажок. Ещё четверо матросов налегли на плоскости аэроплана; тот взревел двигателем и, прокатившись несколько футов, нырнул с аппарели вниз. Вслед за ним стартовал второй истребитель, и Витька вытянул шею – очень хотелось увидеть, как аэропланы наберут в пикировании скорость и выровняются, перейдя в горизонтальный полёт.