За уравниванием политических программ с развлекательными и коммерческими услугами, обращенными к гражданам как к потребителям, угадываются тенденции деполитизации, которые отмечались в исследованиях СМИ с 1930‐х годов, но сегодня они явно усиливаются благодаря предложениям социальных сетей. Только когда мы переносим взгляд с объективно расширившейся структуры СМИ и изменившейся ее экономической основы на реципиентов и их изменившиеся способы рецепции, мы затрагиваем центральный вопрос: меняют ли социальные медиа восприятие пользователями политической публичной сферы? Конечно, технические преимущества коммерческих платформ – и даже таких средств массовой информации, как Twitter
, требующий лаконичных сообщений, —несомненно превосходно служат политическим, профессиональным и частным интересам пользователей. Эти преимущества не наша тема. Вопрос скорее в том, способствуют ли эти платформы обмену скрытыми или явными политическими взглядами, что также может повлиять на восприятие политической публичной сферы как таковой благодаря новому модусу взаимодействия. Что касается субъективной стороны пользования новыми медиа, Филипп Штааб и Торстен Тиль71 ссылаются на теорию Андреаса Реквица об «обществе сингулярностей»72, в частности на стимулы, которые активирующие платформы предлагают своим пользователям для нарциссического самолюбования и «демонстрации уникальности»73. Если провести различие между «индивидуализацией» и «сингуляризацией», то есть между самобытностью человека, обретаемой им в течение всей жизни, и публичной видимостью и признанием, которое можно получить, например, за счет спонтанных появлений в сети, то «обещание сингуляризации», пожалуй, адекватный термин для лидеров мнений, которые добиваются от своих последователей одобрения собственной программы и собственной репутации. Как бы то ни было, в том, что касается вклада социальных медиа в формирование общественного мнения и политической воли в публичной сфере, мне кажется более важным другой аспект рецепции. Как уже неоднократно отмечалось, в тех спонтанно самоуправляемых и фрагментированных публичных сферах, которые отделились от редакционно фильтруемой или официальной публичной сферы, а также и друг от друга, возникает стремление к самодостаточности (взаимному подтверждению интерпретаций и мнений). Если, однако, в этой среде изменится опыт и восприятие участниками того, что ранее называлось публичностью или политической публичной сферой, если будет затронуто до сих пор бытующее концептуальное различие между частной и общественной сферами, это обстоятельство должно будет иметь серьезные последствия для самосознания сетевых потребителей как граждан. Пока нет данных для проверки этой гипотезы, но признаки, указывающие на нее, достаточно тревожны.