Я отсюда когда выйду,
то уже без боли, страха,
то под белою простынкой,
то не ежась в лютый холод –
в жар постылый, в огнь плавильный
вынесут вперед ногами…
************************
************************
************************
прочь гоните прохиндеев
в рясах; жаль, лежу недвижим –
силы нет им дать по шапке.
76
Какие-то лекарства, процедуры,
обходы, измерения – ленивый
и равнодушный, малый обиход
претерпеваю. Привыкаю к смерти.
Не без урона каждый день немилый
на вечер провожаю, ночь любую
не без ущерба ниц лежу – чего
еще беднягу связывает с жизнью?
И мысли длятся, путаются злые,
и сроки ненадежны никакие.
77
Она ко мне ходила, приносила
бульоны, я выслушивал ее
надежды, сквозь пугливое нытье:
– «Устал, уйди…» –
78
Московская весна. Свежо и мокро
пахнуло ветром. Ломкий лед лежит
на крышах. Начинает, бьет капель
размеренно и верно, углубляет
во льду и камне лунки – беспокойной
водой полны, как будто воробьи
в них плещутся, а не сама вода,
уставшая от зимней немоты,
резвится, беспокойная, блажная,
из льда и смерти вольно истекая.
79
Какое к богу, к черту умиленье,
смиренье? Мерзость мерзкая вокруг,
со смертушкой с родимою сам-друг
в казенном пребываю заведенье –
в Тринадцатой больнице; близко здесь
до неба или хуже; ночь бессонна,
машины шарят светом заоконным
по стенам, потолку – спешу прочесть
я в свете беглом приговор суровый;
листок, врачом забытый, изучаю.
Я до утра уже не доживаю.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Видимо, это и есть смерть.
Я иду долгими коридорами,
с удивлением понимаю отсутствие страха
и сейчас,
и в самый момент конца.
Всю жизнь был рьяным эгоистом,
тянул на себя все, что хватали руки, –
и надо же, чтобы сейчас все мои мысли,
все беспокойства
были исключительно об этой женщине –
скорее всего, о моей убийце,
о ее облике, ее запахах,
ее обитающей где-то здесь душе…
Опередила меня –
ищу тебя,
с неясными на встречу планами –
отзовись,
яви хоть какие знаки.
Ты где,
… твою мать!
Там,
вдалеке,
это ты сияешь?
2. Ирина
Скучно мне стоять
на юру, ветру –
хоть бы холод какой
или какую жару,
но только ветер
крутит свои круги
вокруг меня,
и сквозь них
в упор не видать ни зги.
Прозрачность гоняет,
но скорости таковы,
что зренье не успевает,
закручивается в дугу,
себя только видит –
и зрелища мне страшны,
и зрелища непонятны
и навсегда даны.
3
Сквозь всю эту невидность, хаос света,
потоки места-времени шаг-шаг –
и образ появляется, сперва
дрожащий, мутный, после узнаешь
черты, приметы. –
– «Не прибедняйся: только ли меня
увидеть не хотела, опасалась?
Что ж, ежься теперь, кутайся в ничто,
как будто холодком тебе дохнуло
недожитое, страшное твое…»
4
С недовольной грацией
поворотилась.
Как будто отвлек
от каких-то безрадостных размышлений,
но своею скукой тишайшей
уже и приятных.
Поворотилась,
посмотрела, как будто из глубины
снов своих долгих,
ленива,
величественна,
прекрасна.
5
Выжег скорбный дух
с тебя одежды, плоти, ты предстала
как есть на месте лобном – чистый свет,
но малый, слабый, тусклый; я пытаюсь
тебя расшевелить, хоть разозлить,
ударить и обидеть – ну, узнай
меня, хоть отвернись, скривись, отплюнься,
хоть ножкой топни. Ангельские плутни
весь вид твой робкий – в пустоту гляжу,
от ее видов, образов дрожу…
6. Ирина
Зачем ты пришел?
И здесь донимать расспросами,
чувствами хуже некуда
ко мне? Я, наверно, проклята,
и бес ты, карать притекший мя, –
бес,
ты идешь по облаку,
по дыму шагаешь, шастаешь,
красны глаза, блуждающие
с ненавистью,
с вожделением
по телу моему, по белому.
7
Нет, я не бес, никем к тебе не послан…
Наверно, после смерти остается
немного что-то от души сгоревшей
живучего – вот это я и есть,
такой, как есть; ущербное мое,
больное искажение, движенье
к тебе – волна в водах небытия,
бегущая в промозглой серой пене
Кипридиной.
8
Ирина
И как ты там, тогда меня оставил?
Илья
Пустырь, могила, скудная земля,
не освященная. Но вся земля
когда-то, кем-то так освящена,
что сколько ни погань ее, ни мучь,
а примет тело так, как надо, мягко…
Укроет тело так, как надо, плотно.
Я долг последний отдал, сделал дело
не хуже пьяной сволочи и жадной
кладбищенской.
9. Ирина
Как же ты смог?
Сквозь эти потоки света
и овеществленной тьмы
зримой сумел пробраться,
сквозь этакую круговерть
смерти
и прекратить ее
всю своим появлением?
Или взаправду такая уж растакая
любовь-страсть
гнала тебя, погоняла,
пути твои вдаль вытягивала,
сюда, не петляя, вывела?
И как я смогла внушить такое?
10
Много чего ты смогла внушить
и влить, если верить ей,
нашей подруге, а я глотал
ложь, яд, я стал мертвей
мертвого ради твоих благих
слов, жестов, черт лица,
и грудей белых, и патл седых –
я мученического венца
вот так удостоился, на путях
страстных, кривых сюда.
Гляди, б..дь, на старого .удака –
худшая его беда.
11
– «Скажи, она тогда была права?»
–
–
– «Мы оба виноваты». –