Берлинские веяния прежде всего почувствовались в Вене, среди его привилегированных евреев. В начале XIX века здесь возник как бы филиал «берлинского салона» в доме богатого негоцианта, получившего титул барона, Натана Арнштейна, жена которого Фанни была дочерью берлинского банкира Даниила Итцига. В блестящем салоне баронессы Фанни Арнштейн сходились представители еврейского и христианского общества Вены; здесь богатые и образованные евреи, не избавленные, однако, от титула «терпимых», сближались с австрийскими чиновниками, писателями и художниками. В годы освободительной войны против Наполеона баронесса Арнштейн проявила в своей филантропической деятельности пламенный немецкий патриотизм. Падение Наполеона она приветствовала как начало возрождения «обоих ее отечеств», Пруссии и Австрии. Во время последовавшего затем Венского Конгресса в ее салоне часто собирались дипломатические представители различных государств Европы. Случаи крещения в высшем еврейском обществе были, однако, в Вене реже, чем в Берлине, как ни пламенно желали этого стоявшие у власти австрийские клерикалы. Император Франц в декрете от 1810 года объявил, что «крестившийся еврей может немедленно потребовать для себя всех прав, которые предоставлены прочим подданным». В Вене не было еще того идейного сближения между образованными евреями и христианами, которое часто приводило к крещениям в Берлине. В небольшой еврейской колонии австрийской столицы не народился еще тот класс космополитической интеллигенции, откуда в то время исходили лозунги полного слияния вплоть до крещения.
Однако более здоровая еврейская интеллигенция постепенно нарождалась. При всех своих отрицательных сторонах, так называемые «Иозефинские школы» (общеобразовательные или «нормальные» школы, декретированные Иосифом II) принесли свою долю пользы. Многие еврейские юноши в Вене, Богемии и Моравии переходили из этих школ в высшие учебные заведения Вены и Праги и готовились здесь к свободным профессиям. Правительство покровительствовало этим пионерам высшего образования: еврейским студентам давалось право жительства в Вене до окончания университета или академии художеств. Конечно, пропитанное полицейским духом австрийское правительство позаботилось о том, чтобы «терпимые» студенты находились под строгим надзором полиции, которая должна была следить, все ли они снабжены особыми разрешениями на жительство в столице и не скрываются ли между ними люди, которые пользуются привилегией студенчества не для целей обучения. Наплыв евреев в Венский университет был так значителен, что нижнеавстрийское правительство сочло нужным распорядиться, чтобы профессора допускали абитуриентов лишь после строгого экзамена, для того чтобы излишек их направлялся в Пражский и другие провинциальные университеты (1802—1803). Евреи изучали преимущественно медицину, так как профессия врача была им по традиции доступна; но когда один из первых евреев окончил в Праге юридический факультет, возник вопрос: можно ли допустить его к адвокатуре? В Государственном Совете противники доказывали, что еврею нельзя давать звания доктора прав, так как это означает и подготовку его по каноническому праву, что не к лицу нехристианину. Ведомство юстиции доказывало, что евреев не еледует допустить к адвокатуре, так как они «не верноподданные и сами считают себя иностранцами»; австрийский закон не вполне доверяет даже их свидетельским показаниям в суде, а народу будет неприятно видеть еврея в суде в роли адвоката. Тем не менее император Леопольд склонился к мнению либералов и утвердил резолюцию о допущении к адвокатуре евреев, кончивших юридический факультет со званием «доктора гражданского права» (Doctor juris, civilis).