Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2

Элементарный рационализм, лежавший в основании борьбы реформистов с ортодоксами, должен был наконец уступить эволю­ционному пониманию иудаизма, основанному на научном исследо­вании. Представителем этого направления, по которому в Германии уже шли Франкель и Грец, был в Австрии Айзик-Гирш Вейс (1815— 1905). Питомец талмудических иешив Моравии и Венгрии, читавший с 1864 года лекции Талмуда в венской раввинской семина­рии «Бет га’мидраш», Вейс исследовал многовековую письменность добиблейского иудаизма не на ее волнующейся поверхности, а в ее сокровенных глубинах. Его пятитомный труд «Dor dor we’dorschow», или «История еврейской традиции» (Вена, 1871—1891 гг.), представ­ляет собою попытку анализа всего материала «устного учения», от возникновения его в эпоху Эзры до конца средневековой раввинской письменности. Вейс исходил из мысли, что устное учение с древ­нейших времен было необходимым спутником писаного библейско­го учения и веками органически вырастало из народных потребностей, пока само не превратилось в освященную письменность. Одина­ково далекий и от огульного осуждения талмудико-раввинской тра­диции, и от признания ее непогрешимости, Вейс подробно анализи­рует ее содержание и методы и рисует ее в виде непрерывной цени, которая то укрепляла дух народа, то сковывала его. Он высоко це­нит Талмуд и раввинизм, поскольку они отзывались на живые по­требности времени, но осуждает их, поскольку они служили целям умственной гимнастики и прививали школе дух казуистики. Труд Вейса, наряду с трудом Греца и Франкеля, внес освежающую струю в раскаленную атмосферу споров вокруг талмудико-раввинского иуда­изма и содействовал тому, что последний из предмета партийной поле­мики превратился в предмет научно-исторического исследования.

Мало-помалу культурный кризис эпохи эмансипации, изменив­ший литературный язык в Германии, привел к тем же последствиям и в Австрии. Древний национальный язык, обновленный недавним ренессансом, вытеснялся немецким языком, который стал родным для новой интеллигенции. Если в Галиции еще сохранился в литературе еврейский язык, то в других местах, особенно в умственной столице разноплеменной монархии, в Вене, им пользовались лишь редкие писатели, как упомянутый историк Вейс или публицист П. Смоленс­кий, который издавал в Вене свой журнал «Гашахар», главным об­разом, для читающей публики в России (см. дальше, § 48). Большин­ство же ученых, публицистов и беллетристов писали свои книги по-немецки. Венский проповедник Адольф Иеллинек (1821—1893), из­давший множество старинных еврейских манускриптов в оригинале (в сборнике «Bet ha’midrasch» и др.), писал введения к ним и свои самостоятельные исследования на немецком языке. Особенно ценны были его исследования о каббале («Beiträge zur Geschichte der Kabbala», «Moses de Leon»). Товарищ Еллинека по раввинской кафедре, Moриц Тидеман (раввин венской общины с 1868 года), принес из Гер­мании в Австрию широкие методы научного исследования. Ученик Греца по бреславской семинарии, он дополнил монументальный труд еврейского историографа обширными монографиями по истории воспитания и культуры евреев в средние века («Jüdisches Unterrichtswesen während der spanisch-arabischen Periode», 1873; трех­томная «Geschichte d. Erziehungswesen und d. Kultur der abendländischen Juden», 1880—1888). Отголоски современной идей­ной борьбы совершенно не слышны в этом труде умеренно либе­рального историка, где лишь местами проглядывает апологичес­кая тенденция — стремление показать внешнему миру преимуще­ства иудаизма.

Противоположность Тидеману составляет вышеупомянутый венгерский реформист, сегединский раввин Леопольд Лев, боевой темперамент которого не ослабел и после бурных 40-х годов и давал себя чувствовать также в его научных трудах. Историк-теолог, Лев в своих многочисленных статьях, помещенных в издававшемся им в Сегедине на немецком языке журнале «Ben Chanania» и в отдельных книгах, пытался охватить всю область религиозной истории еврей­ства, от древних хасидеев до новых хасидов, от «Великого собора» Древней Иудеи до пештского «Еврейского конгресса», расколовше­го венгерское еврейство на два лагеря. Углубляясь в историю талму­дизма и раннего раввинизма, он открывает там под видимой непод­вижностью непрерывную изменяемость форм и требует такой же сво­боды развития для современной религиозной мысли. Его наука сто­ит на границе публицистики. До конца жизни (ум. в 1875 г.) остался он последовательным идеологом ассимиляции и отрицал единство еврейской национальности. «Французские евреи, — писал он, — так же чужды германским, а последние — итальянским или англий­ским, как чужды друг другу и христиане этих стран». По поводу гессовской книги «Рим и Иерусалим» Лев говорит: «Мы считаем представление автора о еврейской национальности пустым фан­томом: из смеси германских и галльских элементов нельзя образо­вать еврейскую нацию».