Искусственно изощренный веками денежной торговли финансовый гений еврея выдвинул из низин франкфуртского гетто на вершину капиталистического мира семью Ротшильдов. Родоначальник этой банкирской династии Мейер Амшель Ротшильд (1744— 1812) был типичным финансовым агентом XVIII века, каких тогда было много при дворах германских князей. Из тесных домов Еврейской улицы Франкфурта и из раввинской иешивы Фюрта вышел юный Мейер Амшель на торную дорогу денежной торговли. Свою финансовую подготовку он получил в Ганновере, в банкирском доме Оппенгеймера. Тонкое знание вексельного дела и специальное знакомство с монетным делом открыли ему доступ во двор ландграфа гессен-кассельского Вильгельма, который сделал его своим «гоффактором». Гессенский ландграф был тогда одним из самых ловких спекулянтов и ростовщиков Европы: он торговал людьми, продавая тысячи своих подданных в наемные отряды английской и других иностранных армий; за этот живой товар он получал векселя и золотые монеты, которые отдавал банкирам для кредитных операций на очень высокие проценты. Посредником его в этих операциях был Мейер Амшель, содержавший во Франкфурте-на-Майне торговый дом с меняльной лавкой. Быстро богатели и ландграф, получивший в 1803 г. титул курфюрста, и его еврейский фактор, возведенный в звание «обергофагента». Но вторжение Наполеона в 1806 г. разрушило благополучие курфюрста: Гессен-Кассель вошел в состав Вестфальского королевства принца Жерома Наполеона, курфюрст бежал, оставив свои огромные богатства в подвалах своих кассельских замков. Большая часть этих сокровищ стала военною добычею французских генералов; часть же была спасена Ротшильдом и не только сохранена, но путем остроумных финансовых комбинаций приумножена и возвращена курфюрсту, вернувшемуся после освободительной войны в свои владения. Старый Мейер Амшель не дожил до этого момента: он умер во время похода Наполеона в Россию (сентябрь 1812); но его наследники продолжали его дело и развили его до таких размеров, о которых не мечтал основатель франкфуртского банкирского дома. Старший сын Ротшильда Амшель Мейер (ум. 1855) остался во Франкфурте и расширил банковские операции отца участием в устройстве государственных займов для Пруссии и Германского союза. Его брат Соломон Ротшильд (ум. 1855) основал банкирский дом в Вене и сделался главным кредитором австрийского правительства, возглавленного Меттернихом. Несравненно большее интернациональное влияние имели финансовые предприятия двух других братьев: Натана Ротшильда в Лондоне (ум. 1836) и Якова или Джемса Ротшильда в Париже (ум. 1868). Эти двое, как мы дальше увидим, стали действительными царями биржи в Европе и организаторами самых крупных государственных займов, связанных с важнейшими моментами международной политики. В качестве пятого звена в этой золотой цепи, охватившей Европу в первой половине XIX века, выступал еще один сын старого франкфуртского Ротшильда, Карл Майер, основатель банка в Неаполе, кредитор итальянских государей и Римского Папы.
Среди всеобщей реакции, когда в Германии боялись предоставить еврею малейшую долю участия в государственном управлении, поднялась вдруг группа еврейских финансистов, которая приобрела влияние в правительственных кругах в силу власти денег. Австрийский канцлер Меттерних и германский Бундестаг иногда, в критические для евреев моменты, считались с финансовой мощью еврейских банкиров (выше, § 1—3). Зато юдофобы постоянно кололи глаза евреям богатствами Ротшильдов и умышленно обобщали этот факт с целью доказать, что формально бесправный народ фактически захватил власть в европейских государствах. Во время горячей полемики по еврейскому вопросу перед революцией 1848 года (выше, § 6 и дальше, § 15) радикальный философ Бруно Бауэр писал («Die Judenfrage», 1843): «Получается ложное положение, когда в теории еврей лишен политических прав, а на практике он обладает огромною властью и свое политическое влияние, незначительное в мелочах, может использовать в крупных делах. Еврей, только терпимый в Вене, определяет своею денежною мощью судьбу всего государства. Еврей, бесправный в маленьком государстве Германии, решает участь Европы. Между тем как христианские корпорации и цехи закрывают доступ для еврея и относятся к нему недоброжелательно, он своей промышленной предприимчивостью насмехается над своекорыстием этих средневековых учреждений». Этим наивным представлением был ослеплен на заре своей деятельности и сам творец социализма Карл Маркс, который отождествлял весь еврейский хозяйственный строй с капитализмом Ротшильдов (дальше, § 15). В позднейшее время эти крики о власти еврейского капитала, когда он примет более широкие размеры, усилят пропаганду нового антисемитизма; но в описываемую эпоху к голосу отдельных демагогов еще не прислушивались, и огромный успех дома Ротшильдов внушал не одному угнетенному еврею в Германии мысль: если деньги дают силу и власть, то людям, лишенным прав, остается только добиться их властью денег.