Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2

Между тем Еврейский комитет сносился с генерал-губернато­рами о способах осуществления намеченной радикальной меры — «разбора» евреев по классам. Предполагалось разделить всех евреев в России на два разряда: «полезных» и «бесполезных»; к первому от­нести гильдейских купцов, цеховых ремесленников, земледельцев и тех мещан, которые владеют недвижимостью, приносящею опреде­ленный доход; всех же прочих мещан, лишенных имущественного ценза и определенного дохода, т. е. всю массу мелких торговцев и бедняков, признать «бесполезными» или вредными и подвергать их усиленной рекрутчине и еще большим правоограничениям. На зап­рос министерства внутренних дел о целесообразности такого «раз­бора» получился резко отрицательный отзыв от новороссийского ге­нерал-губернатора М. С. Воронцова. Находясь в отпуске в Лондоне, этот сановник, несколько «испорченный» английским либерализмом, послал в Петербург записку, которую просил представить импера­тору (окт. 1843). «Смею думать, — говорилось и записке по поводу выделения «бесполезных» евреев, — что самое название «бесполез­ных» для нескольких сотен тысяч людей, по воле Всевышнего издревле живущих в империи, и круто и несправедливо. Проект считает бес­полезными всех тех многочисленных евреев, которые занимаются или мелочною покупкою продуктов у первых производителей, дабы их доставлять оптовому купцу, или полезною продажею потребителям товаров, получаемых от оптового продавателя. Рассуждая бесприст­растно, нельзя не удивиться, что сии многочисленные торговцы счи­таются бесполезными и, следовательно, вредными, тогда как они мелкими, хотя оклеветанными, промыслами помогают, с одной сто­роны, промышленности сельской, а с другой — торговой». Ворон­цов называет проект сортировки евреев «кровавою операцией над целым классом людей» и выражает опасение, что это вызовет за границей нарекания на русское правительство. Действительно, даже в буржуазной Европе должен был вызвать недоумение про­ект, который вместо улучшения положения беднейшего класса предлагает карать его лишением прав и увеличением повинностей, то есть еще большим ухудшением его материального положения. Это была бы социальная реформа наизнанку... Но на доводы либераль­ного сановника в Петербурге не обратили внимания. Единственная уступка, сделанная Еврейским комитетом, состояла в том, что назва­ние «бесполезные» по отношению к мелким торговцам было замене­но названием «не имеющие производительного труда».

Жестокий проект еще долго разрабатывался в комитете. В ап­реле 1845 г. председатель комитета, Киселев, разослал генерал-губер­наторам секретный циркуляр, в котором возвещалось, что после из­дания школьного и общинного законов, направленных к «ослабле­нию влияния Талмуда» и к уничтожению учреждений, «поддержива­ющих особенную самобытность евреев», настала очередь осуществить меры «обращения евреев к полезному труду» посредством разбора на разряды. Из мер «культурного» воздействия указано еще запре­щение носить еврейскую одежду по истечении пятилетнего срока. «Все означенные положения, — пишет Киселев, — изданы и будут изда­ваемы отдельно, дабы скрыть от фанатизма евреев общую связь и цель их; посему его императорскому величеству благоугодно было повелеть мне сообщить о всех означенных видах конфиденциально генерал-губернаторам»[23]. Правительство чересчур низко ценило по­литическую чуткость евреев: оно не знало, что петербургский заго­вор против еврейства уже давно раскрыт в «черте оседлости», ибо заговорщики не сумели даже временно скрыть свою карательную прыть под маскою культурных преобразований...

Маска была сорвана и пред лицом Запада. В первые годы аги­тации Лилиенталя еврейские общественные деятели Западной Евро­пы вообразили, что в России для их соплеменников настала светлая эра. Лилиенталь от имени Уварова вел переписку с Филиппсоном, Гейгером, Кремье и другими вождями западного еврейства, прося о моральном содействии школьной реформе. От этих лиц получились ответные послания с комплиментами по адресу Уварова. В «Allgemeine Zeitung des Judentums» заявлялось, что в России пришел конец гонениям. Но пограничная катастрофа 1843 года отрезвила восторженных: они поняли, что беспощадное изгнание тысяч се­мейств из родных очагов несовместимо с «благими намерениями».