Четыре года рассматривалось Велижское дело в уголовном департаменте Сената и затем в пленуме его, но разногласия не были устранены. В 1834 г. дело перешло в наивысшую инстанцию: в Государственный совет, и тут впервые всплыла наружу правда. Борцом за правду выступил престарелый член совета Николай Мордвинов, владелец поместий близ Велижа, хорошо знавший местных евреев и возмущавшийся лживостью взведенного на них обвинения. В качестве председателя департамента гражданских и духовных дел Государственного совета он в целом ряде заселений, путем тщательного разбора следственного материала, разрушал всю эту вавилонскую башню лжи, сооруженную Страховым и Хованским, и доказывал, что генерал-губернатор из предубеждения против евреев вводил правительство в заблуждение своими донесениями. Убежденный доводами Мордвинова и других защитников правды, департамент высказал свое мнение, что следует освободить всех евреев и вознаградить их, как безвинно пострадавших, а доносчиц-христианок сослать в Сибирь. Общее собрание Государственного совета согласилось с мнением департамента, отвергнув только пункт о вознаграждении пострадавших.
18 января 1835 года Николай I утвердил следующее решение Государственного совета: «Евреев, подсудимых по делу об умерщвлении солдатского сына Емельянова и по другим подобным делам, как положительно не уличенных, от суда и следствия освободить; доказчиц-христианок: крестьянку Терентьеву, солдатку Максимову и шляхтянку Козловскую, виновных в изветах, коих ничем не могли подтвердить, сослать в Сибирь на поселение; крестьянскую девку Еремееву, за разглашение себя в простом народе предсказательницею, отдать на священническое увещание». Подписывая этот приговор, Николай I собственноручно прибавил следующую характерную резолюцию, не подлежавшую опубликованию: «Разделяя мнение Государственного совета, что в деле сем, по неясности законных доводов, другого решения последовать не может, как то, которое в утвержденном мною мнении изложено, считаю, однако, нужным прибавить, что внутреннего убеждения, чтобы убийство евреями произведено не было, не имею и иметь не могу. Неоднократные примеры подобных умерщвлений доказывают, что между евреями существуют, вероятно, изуверы или раскольники, которые христианскую кровь считают нужною для своих обрядов; сие тем более возможным казаться может, что, к несчастью, и среди нас, христиан, существуют иногда такие секты, которые не менее ужасны и непонятны. Словом, не думая отнюдь, чтобы обычай сей мог быть общим евреям, не отвергаю, однако, чтобы среди них не могли быть столь же ужасные изуверы, как и между нас, христиан». Утвердившись в этом мнении, Николай I не согласился подписать другое решение Государственного совета, состоявшееся в связи с приговором: чтобы всем губернаторам было предписано впредь строго руководствоваться указом 1817 года, запрещающим возбуждать ритуальные обвинения «по одному только предрассудку», — ибо, отвергая предрассудок в полном его объеме, царь сам признавал его в части, как предположение о наличности изуверской секты.
В конце января 1835 года в Велиже получился указ: выпустить из тюрьмы оправданных евреев, распечатать закрытые в 1826 г. синагоги и возвратить туда забранные полицией свитки Торы. Вышли из темниц измученные долгим заточением узники, кроме нескольких, умерших во время заключения. Синагоги, закрытые для воплей мучеников, раскрылись для молитв спасенных. Снято было восьмилетнее осадное положение, прекратился террор, давивший опальную общину. Дописана была новая страница еврейского мартиролога.