Наступил достопамятный октябрь 1905 года. Началась железнодорожная забастовка, а затем в промышленных центрах остановилось все производство. Столкновения революционеров с войсками и полицией участились. В Петербурге раздался грубый окрик шефа полиции Трепова: «патронов не жалеть», но расстрелять всю армию революционеров оказалось невозможным. В последнюю минуту самодержавие дрогнуло перед натиском народа и уступило. 17 (30) октября 1905 года вышел царский манифест, обещавший народу все гражданские свободы (неприкосновенность личности, свободу слова, печати, собраний и союзов) и законодательную Думу с более демократическим избирательным правом. О равенстве граждан всех национальностей в манифесте ничего не говорилось. Однако и в этой неопределенной форме манифест произвел огромное впечатление. Везде начались торжественные манифестации по случаю превращения страны деспотизма в конституционное государство, и в этих торжествах деятельное участие принимали евреи. Но тут же на ликующий освобожденный народ набросились заговорщики контрреволюции. Как будто по данному сигналу, повсюду выступили черные сотни, банды погромщиков под именем «патриотов», и началась страшная кровавая оргия, длившаяся целую неделю (18-25 октября, 1-7 ноября н. с.). Главными жертвами этой долгой Варфоломеевой ночи были евреи. В течение одной недели были произведены около 50 кровавых погромов в разных городах (Одесса, Киев, Кишинев, Калараш, Симферополь, Ромны, Кременчуг, Чернигов, Николаев, Екатеринослав, Каменец-Подольск, Елисаветград и др.) и до 600 меньших эксцессов на всем пространстве «черты оседлости» и в некоторых пунктах вне «черты».
Всех поражали строгая планомерность и однообразие в исполнении кровавого дела. Обыкновенно наблюдалась такая картина: по поводу октябрьского манифеста прогрессивная часть общества устраивает по улицам шествие с соответствующими эмблемами и речами, часто с красными флагами и лозунгами левых партий; одновременно из разных углов выходят участники «патриотической манифестации», большею частью люди из подонков общества, сыщики, переодетые полицейские, с портретом царя под национальным флагом, с пением царского гимна и криками: «Ура, бей жидов; жиды свободы захотели, против царя нашего идут, чтобы своего посадить на его место!» Этих манифестантов-«патриотов» сопровождают полиция и солдаты. Как только евреи пытались обороняться, войска стреляли в них. Это давало возможность громилам спокойно, методически совершать свое дело избиения и разрушения, переходя из дома в дом, с одной улицы на другую. В столице юга Одессе погром продолжался четыре дня. Проявленный здесь героизм еврейской самообороны, достаточный для отражения громил, оказался бессильным против оружия полиции и солдат. Свыше 300 убитых, тысячи раненых или изувеченных, 140 вдов, 600 сирот, больше 40 000 материально разоренных — таков был итог сражения, данного евреям в Одессе. Приблизительно по такому же плану совершались погромы в десятках других городов, с некоторыми вариациями в отдельных местах (в Нежине, например, погромщики заставили еврейскую общину с ее раввином, под угрозою смерти, привести публичную присягу в верности царю). В сотнях же городов, местечек и сел погромы ограничивались разрушением и грабежом имущества. Даже в некоторых городах вне «черты оседлости» были разгромлены небольшие еврейские общины (Саратов, Воронеж и др.). Здесь подвиги черных сотен были направлены против русской интеллигенции и студенческой молодежи, но число погромов и их жертв было значительно меньше, чем в «черте оседлости».
Жестокая контрреволюция, разразившаяся в самый момент объявления октябрьского манифеста, толкала революцию к крайностям террора и анархии. Все были глубоко возмущены предательскою политикою Николая II, который одной рукою подал сигнал примирения с либеральным обществом, а другою воткнул ему нож в спину. Не только левые, но и умеренные демократические партии не верили в исполнение царских обещаний. Начался хаос. Политические забастовки и рабочие стачки, в том числе и организованные еврейским Бундом, приняли анархический характер; разгорелось крестьянское аграрное движение с разгромом помещичьих усадеб; в Польше и Прибалтике царил революционный террор; в Москве вспыхнуло декабрьское вооруженное восстание рабочих. Правительство Витте—Дурново жестоко подавило это восстание, и по всей стране пошли аресты, казни, карательные экспедиции. Вокруг царя орудовала реакционная камарилья, настраивая его на юдофобский лад. Когда ему представилась депутация от «Союза русского народа» и просила не давать евреям равноправия, царь ответил: «Я подумаю»[30]
.