Новейшая история еврейского народа от французской революции до наших дней. Том III. Эпоха антисемитской реакции и национального движения (1881-1914) с эпилогом (1914-1938)

Наступил 1891 год. Что-то зловещее носилось в воздухе. В тиши петербургских канцелярий усердно работали заговорщики юдофобии, готовя новый удар измученному народу. Тайное сове­щание при министерстве внутренних дел под председательством Плеве выработало какой-то чудовищный проект, направленный к отмене тех льгот, которые даны были некоторым категориям евреев при Александре II. Имелось в виду захлопнуть ту дверь во внутренние губернии, которую чуть приоткрыли законы 1859 и 1865 годов. Решено было выжить небогатых евреев из обеих сто­лиц, и прежде всего из Москвы.

Старая столица готовилась тогда к крупным переменам. На пост московского генерал-губернатора был назначен брат царя, великий князь Сергей Александрович (февраль 1891). Сквернейший предста­витель дома Романовых, великий князь питал слепую вражду к ев­рейству. Его миссии в Москве придавалось чрезвычайное значе­ние: говорили, что он призван подготовить акт перенесения цар­ской резиденции из Петербурга в Москву — символ возвращения «домой», к старомосковской политике, — а в связи с этим надле­жало, конечно, очистить старую столицу от еврейского элемента. Еврейская община в Москве насчитывала до 30 тысяч членов, про­живавших там летально или нелегально, и ее решили сократить.

Нужно было начать выселение евреев из Москвы еще до торжествен­ного въезда Сергея, чтобы расчистить дорогу «его императорскому высочеству». Первый удар был приурочен к празднику освобожде­ния Израиля от египетского рабства, как будто вечному народу хо­тели напомнить о новых Фараонах.

Был первый день еврейской Пасхи 1891 г. (29 марта ст. ст.). В сина­гогах, во время утренней молитвы, пронесся тревожный шепот: по­лучен царский указ о выселении евреев из Москвы. Скоро взволно­ванные люди прочли в газетах царское повеление от 28 марта: «Вос­претить евреям-механикам, винокурам, пивоварам и вообще масте­рам и ремесленникам переселяться из черты еврейской оседлос­ти, а равно переходить из других местностей империи, в Москву и Московскую губернию». Но это запрещение вновь селиться в Мос­кве составляло только одну половину приговора; вторая полови­на, более страшная, была опубликована на следующий день: «Предоставить министру внутренних дел, по соглашению с мос­ковским генерал-губернатором, озаботиться принятием мер к тому, чтобы вышеупомянутые евреи постепенно выехали из Москвы и Московской губернии в местности, определенные для постоянной оседлости евреев». При первом взгляде трудно было догадаться, что под этой благообразной внешностью указа, при двусмысленной его редакции[14], скрывается жестокий эдикт об из­гнании тысяч людей; но исполнители этого писаного закона по­лучили и негласные инструкции, которые были исполнены по всем правилам стратегического искусства..

Прежде всего взялись за евреев, проживающих в Москве неле­гально. На них была произведена внезапная ночная облава. Атакою руководил московский обер-полицмейстер. В ночь после опублико­вания указа большие отряды полиции и пожарных появились в квар­тале Зарядье, где ютилось большинство бесправных евреев, осо­бенно в Глебовском подворье, московском гетто. Полицейские чины врывались в еврейские квартиры, поднимали перепуганных жильцов с постелей и гнали в полицейский участок. Многие семьи, предупрежденные о ночной облаве, проводили эту ночь вне дома, чтобы избегнуть ареста и издевательства со стороны полиции; роди­тели с детьми скрывались в предместьях, на кладбищах, бродили по улицам города, а некоторые были вынуждены прятать своих жен и детей, окоченевших от ночной стужи, в номерах публичных домов, открытых всю ночь. Но и беглецы попадали в руки полицейской стра­жи. После ареста полиция одних отпускала с обязательством немед­ленно выехать из города, а других отправляла по этапу, как преступ­ников. Такими способами «очищали» Москву от «бесправных» в те­чение целого месяца, до приезда великого князя Сергея. Вслед за ним прибыл проездом из Крыма и сам царь с семейством (май). Один от­ставной солдат-еврей подал царю прошение, где в трогательных вы­ражениях умолял не высылать из Москвы бывших еврейских солдат, которым начальство внушало, что «за Богом молитва, а за царем служба не пропадет». Мольба была услышана: солдата отправили в тюрьму и затем выслали из Москвы.