Систематическое издевательство над евреями вызвало наконец потребность протеста в прогрессивной части русской интеллигенции. Христианский философ, гуманист Владимир Соловьев задумал опубликовать протест выдающихся русских писателей и общественных деятелей против антисемитского направления «русской печати», то есть русского правительства с его наемными перьями в прессе. С большим трудом удалось ему собрать под протестом свыше ста подписей в Москве и Петербурге; среди них были подписи Льва Толстого, В. Короленко и других литературных знаменитостей (май — июнь 1890). Как ни мягок был по форме составленный Соловьевым протест, он при тогдашних условиях цензуры не мог быть опубликован[12]
. Московский профессор Иловайский—сомнительный историк, но патентованный юдофоб — донес в Петербург о собираемых в Москве подписях под «юдофильской петицией», и главное управление по делам печати запретило редакциям всех газет печатать какое-либо коллективное заявление по еврейскому вопросу. Соловьев обратился с горячим письмом к Александру III, но получил через полицию внушительный совет — не поднимать шума из-за евреев, иначе его ждут административные кары. Так как от публичного протеста пришлось отказаться, то пошли окольным путем. Учитель Соловьева по еврейской литературе (Ф. Гец) издал смиренную апологию еврейства под заглавием «Слово подсудимого» и поместил там предисловие Соловьева вместе с письмами Толстого и Короленко в защиту евреев. Но как только книжка была напечатана, цензура ее конфисковала и распорядилась сжечь все экземпляры. Так затыкали рот немногим защитникам еврейства, давая в то же время полную свободу слова его гонителям.Задушенный в России крик негодования раздался снова за границей. Еврейское общество в Англии взяло на себя инициативу протеста. 5 ноября (н. ст.) в «Times» появилось следующее воззвание от имени «Russo-Jewish Committee»: «Русское правительство официально опровергает факт подготовления новых репрессий против евреев, но оно применяет все прежние с такой жестокостью, что еврей в черте оседлости уподобился узнику в клетке, стенки которой постоянно сдвигаются, так что несчастный остается замурованным. Русский закон говорит: еврей может проживать здесь, а не там, но, где бы он ни проживал, он не должен жить, не должен иметь средств к жизни. Это — смертный приговор, спокойно произнесенный над сотнями тысяч человеческих существ, приговор коварный, прикрытый хитроумными формулами законов... Может ли цивилизованная Европа, могут ли христиане Англии смотреть на эту медленную пытку, на это бескровное убийство и молчать?» Английское общество откликнулось на этот призыв. 10 декабря 1890 г. состоялся в Лондоне, в зале городского дома Гильдголь митинг, привлекший более 2000 человек. Председательствовавший лорд-мэр Савори старался в своем вступлении смягчить горечь протеста для официальной России. «Я не могу себе представить, — говорил он, — чтобы русский император, как добрый супруг и нежный отец, не относился с добрым расположением ко всем своим подданным. Надежды русских евреев в настоящее время сосредоточены на его величестве императоре России. Одним почерком пера он может уничтожить те законы, которые так жестоко давят их». Лорд-мэр выразил пожелание, чтобы Александр III стал «эмансипатором» евреев, как его отец был освободителем крестьян. В собрании было оглашено письмо кардинала Манинга, где говорилось, что довод о невмешательстве во внутреннюю политику чужого государства впервые выражен в библейском Каиновом восклицании: разве я страж брата моего? Существует единая «еврейская раса», рассеянная по всему свету, и боль, причиненная российской части этой расы, чувствуется и английской ее частью. Нельзя молчать, видя, как шесть миллионов людей приравнены к преступникам, особенно когда эти люди принадлежат к племени, имеющему «почти четырехтысячелетнюю священную историю». Главный оратор митинга герцог Вестминстерский, перечислив бедствия евреев в России, предложил собранию вынести резолюцию протеста, не смущаясь тем, что «великий протест 1882 года» (выше, § 15) остался без результата: «Мы читаем в истории еврейского народа, что Бог ожесточил сердце
Фараона и тот не хотел освободить Израиля, но ведь спасение все-таки потом явилось через Моисея». После ряда других речей была принята резолюция, в которой выражалось «глубокое сожаление по поводу возобновившихся страданий евреев в России». Вместе с тем было принято решение представить русскому императору от имени граждан Лондона, за подписью лорд-мэра, мемориал с просьбою отменить все ограничительные законы, угнетающие его еврейских подданных, и уравнять их в правах со всеми прочими гражданами.