Новейшая история еврейского народа от французской революции до наших дней. Том III. Эпоха антисемитской реакции и национального движения (1881-1914) с эпилогом (1914-1938)

Мало-помалу юдофобский штурм начала 90-х годов уступил место прежней правильной осаде — фабрикации репрессивных зако­нов. Большой удар был нанесен еврейскому населению муниципаль­ною контрреформою 1892 года. По прежнему закону число евреев-гласных в городском управлении ограничивалось одною третью об­щего состава гласных и, кроме того, запрещалось избирать еврея на должность городского головы. Несмотря на эти ограничения, евреи в «черте оседлости» играли очень видную роль в городском самоуп­равлении и выдвинули из своей среды крупных муниципальных дея­телей. Это не нравилось инквизиторам из министерства Дурново— Плеве; они решили совершенно устранить евреев от участия в город­ских выборах. «Городовое положение» 1892 года совершенно лиши­ло евреев права избирать и быть избираемыми в городские думы, предоставив только местной администрации право назначить по сво­ему усмотрению гласных-евреев в числе, не превышающем одной десятой части всего состава думы, причем эти гласные «полицейской милостью» не могут быть членами исполнительных органов думы — управы и различных комиссий. Таким образом, даже там, где евреи составляли большинство городского населения, они могли иметь в городском управлении лишь мнимых представителей из лиц, угод­ных администрации, да и то в размере не более 10% общего числа гласных. Так создался закон обратной пропорциональности пред­ставительства: большинство плательщиков городских налогов дол­жно было подчиняться меньшинству, которое вело городское хозяй­ство во вред еврейским интересам.

Исключительно желанием оскорбить, унизить еврея, прикрепить к нему средневековый отличительный знак был вызван целый ряд законов того времени. Закон «Об именах» (1893) установил уголов­ное наказание для евреев, называющих себя в общежитии «не теми именами, какими они означены в метрических книгах». Усвоенный многими образованными евреями обычай переделывать свои име­на на русский лад (Гирш — Григорий, Вольф — Владимир и т. п.) мог теперь привести на скамью подсудимых; даже исправление ис­каженного в метрической записи имени не допускалось: нельзя именоваться вместо Иосель — Иосиф, вместо Сруль — Израиль и т. п. Полиция в некоторых городах возбуждала преследование про­тив евреев, «присвоивших себе христианские имена» в газетных пуб­ликациях, на визитных карточках и дверных дощечках. Какой про­цесс-монстр могло бы возбудить еврейство против христианского мира, который присваивал себе библейские имена на протяжении многих веков!

Новый паспортный устав 1894 года предписывал обозначать во всех еврейских паспортах наружные приметы их владельцев, хотя бы последние были грамотны и могли помещать на паспорте свою под­пись, между тем как грамотные христиане освобождались от обозна­чения примет. Тут сквозило оскорбительное недоверие к евреям как лицам подозрительным. Полицейская практика в некоторых местах придумала специальный знак для еврейских паспортов: в них веро­исповедание владельца обозначалось красными чернилами, чтобы оно бросалось в глаза властям при регистрации. Даже в редких льготных законах правительство умудрялось проводить враждеб­ную тенденцию. Закон о хедерах (1893), положивший конец гоне­ниям на эту традиционную школу, закрепил за нею исключитель­но религиозный характер и тем изъял из нее преподавание обще­образовательных предметов. Бывали примеры привлечения к суду содержателей хедеров, «меламедов», за обучение детей русскому языку и арифметике.

Самым страшным бичом в руках правительства оставалось, конечно, выселение из внутренних губерний. Этот бич ударил по тысячам еврейских семейств в 1893 г., когда циркуляром министра внутренних дел Дурново был отменен льготный циркуляр 1880 года, узаконивший в силу давности пребывание вне «черты оседлости» ра­нее поселившихся там евреев. Изгнание грозило многим тысячам се­мейств, проживших десятки лет вне «черты оседлости» и основав­ших там промышленные предприятия. Только выяснившаяся на прак­тике трудность выполнения такой массовой казни во многих облас­тях заставила правительство идти на уступки: в Прибалтийском крае высылка старожилов была отменена, а в великорусских губерниях она была отсрочена на год или два,