Отец был безработным, и моя мать снова пошла работать на швейную фабрику. Она находилась в двух часах ходьбы от деревни, где у нас была комната и чулан на чердаке. Дом принадлежал родителям отца. Однажды мать взяла меня с собою в город, в сберкассу. У одного из окошек она заплатила три марки. Человек в окошке улыбнулся мне сверху вниз и сказал, что теперь я богач. Потом он выдал матери сберегательную книжку. Она показала мне мое имя на первой странице. Когда мы выходили, я увидел, как неподалеку от нас какой-то мужчина распихивал по карманам пиджака толстые пачки банкнот. Я показал свою сберегательную книжку бабушке, в это время она была на кухне и возилась у плиты. Прочтя сумму, она рассмеялась. «Три марки», — сказала она, бросив на сковороду большой кусок масла. Поставила сковороду на огонь. «Да», — глядя на тающее масло, ответил я. Отрезав еще кусок, поменьше, бабушка добавила его к первому: раз мой отец против Гитлера, меня следовало бы держать на маргарине. Она доставала из кастрюли картофель, резала его на мелкие ломтики, падавшие в кипящий жир. Брызги попали на мою сберкнижку, которую я держал в руке. Но ей не придется есть маргарин, продолжала бабушка: Гитлер дает нам масло. У нее было пятеро сыновей. Трое младших погибли на Волге, на войне, начатой Гитлером ради нефти и хлеба. Я был рядом, когда она получила первую похоронную. Я слышал, как она кричала.
В ту пору, когда по приказу Гитлера кругом строились автострады, в немецких школах писали сочинения об этом великом начинании. За лучшие из них полагались премии. Придя из школы, я рассказал об этом отцу. «Ты не должен получить премии, — сказал он, но через два часа все-таки: — Ты должен постараться». Он стоял у плиты, разбил на сковородку яйцо, затем, помедлив, второе и, наконец, после долгого изучения и взвешивания в руке, третье. «Можно будет хорошенько поесть», — сказал он. Когда мы ели, отец сказал: «Ты должен написать, что рад тому, что Гитлер строит автострады. Теперь наверняка снова получит работу и твой отец, который так долго был безработным. Вот что тебе надо будет написать». После обеда он помог мне написать это сочинение. Потом я пошел гулять.
Тринадцать лет спустя — мы жили тогда в одном из районных центров в Мекленбурге — за столом у нас сидела некая баронесса, вдова одного генерала, казненного после неудавшегося покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, и искала у моего отца, функционера возродившейся социал-демократической партии, помощи против аграрной реформы. Он обещал ей помочь.
В 1951 году, не желая участвовать в борьбе классов, отец перешел в американский сектор Берлина, для этого достаточно было пересечь Потсдамскую площадь. Мать провожала его в Берлин, и я оставался один в квартире. Сидя у книжного шкафа, я читал стихи. На улице шел дождь, и, читая, я слышал шум дождя. Я отложил книгу, надел пиджак и плащ и сквозь дождь отправился на другой конец города. Я разыскал кафе, где можно было танцевать. Уже издалека я услышал доносившийся оттуда гомон. Когда я появился в дверях танцзала, как раз объявили перерыв. Тогда я направился к столикам. За одним из тех, что поменьше, в одиночестве сидела женщина и пила пиво. Я сел рядом и заказал водки. Мы выпили. После четвертой рюмки я дотронулся до ее груди и сказал, что у нее красивые волосы. Она ободряюще улыбнулась, и я заказал еще водки. За стеной, в танцзале, снова заиграла музыка, загремел ударник, взвыли саксофоны, завизжали скрипки. Я прижал губы и зубы ко рту женщины. Потом расплатился. Когда мы вышли на улицу, дождя уже не было. В небе стояла белая луна, распространяя вокруг холодное сияние. Всю дорогу мы шли молча. Застывшая улыбка на лице женщины, когда она без долгих разговоров стала раздеваться возле двуспальной кровати в комнате моих родителей. После постели я подарил ей то ли сигареты, то ли шоколад. На мой заданный больше из вежливости вопрос, когда можно будет встретиться снова, она отвечала: когда пожелаете, и чуть ли не поклонилась мне, вернее, тому положению, которое, как она все еще полагала, занимал мой отец. Он обрел свой покой годы спустя в небольшом баденском городишке, выплачивая пенсии убийцам рабочих и вдовам этих убийц.