Новеллы

У Бошняка все так и полыхает внутри. «Господи, хоть бы какая работенка подвернулась…» — он в тоске оглядывает поблескивающие на солнце инструменты: его цыплятки, гусята, его животинка… Вот маленькие тиски грустно нахохлились на лавке, словно больная черная курочка… Единственное его имущество, стада ремесленника — инструменты. Как золотит их солнце… работы, работы! — пылая, отстукивает сердце.

Чтобы справиться с собой, Бошняк идет к токарному станку, переставляет шестеренки, — хочет сделать четвертную резьбу. И в тот момент, когда он зажимает между стальными щечками бабки железную болванку, чтобы поработать для собственного удовольствия, дверь подвала открывается и входит молодой человек… Его лаковые туфли осторожно ступают со ступеньки на ступеньку — он нерешительно оглядывается, потом снимает мягкую черную шляпу. У посетителя холеные белые руки и даже на расстоянии чувствуется, что от него исходит приятный аромат и свежесть.

Бошняк отнимает замасленные руки от станка и спешит поздороваться.

— Добрый день.

Молодой человек кивает, лезет рукой в карман пиджака, секунду шарит в нем и вытаскивает странного вида ключ.

— Я бы хотел, — высокомерно цедит он, — чтобы вы срочно сделали мне такой ключ… вы смогли бы? — Взгляд с поволокой останавливается на кряжистом слесаре: — А я подождал бы тут.

— Да-да, конечно! — чуть не подпрыгивает Бошняк, а сам уже роется в заготовках, вытаскивает подходящую. И сразу за напильник. То так, то эдак повернет ключ в зажиме, измерит и опять пилит. Старается — даже пот на лбу выступил. Из-под напильника, оседая вокруг, летит легкая железная пыль. Молодой человек курит, закидывает ногу на ногу, зевает. Он устал от молчания, которое длится вот уже полчаса… Он потихоньку перебирается поближе к верстаку и, жеманясь, затевает с мастером беседу.

— Что, велики ли доходы? — спрашивает он. — Не хотите ли закурить? Вот спички.

Бошняк затягивается.

— Ну и работенку вы мне задали. Восьмипружинный замок, я таких сроду не видел.

Пришедший хихикает.

— Это не простой замок, — говорит он, ухмыляясь. — Под этим замком держат женщину.

Он умолкает и стряхивает с сигареты пепел.

У Бошняка екает сердце. До мозга костей пронзает его боль. С пылающим лицом разглядывая щеголя: его красивую рубашку, галстук, его холеный вид, сверкающие ногти, — он понимает: вот такие женщинам и нравятся, не то что он… приволокнись такой за его женой — и кончено, наверняка вскружит ей голову.

Лицо Бошняка наливается кровью, даже уши у него краснеют, все тело болит и ноет, хоть кричи. Из-за таких вот и обманывают жены своих мужей. Даже восьмипружинный замок им не помеха. А он сейчас ради жалких грошей помогает надругаться над чьим-то мужем! Узнать бы, однако, откуда этот ключ, на какой улице тот дом… все бы квартиры обошел и вызнал, кого хотят провести…

— Нельзя ли побыстрей? — раздается голос посетителя. — Ключ до полудня непременно должен быть на месте… а новый я сегодня же вечером испробую самолично. — И молодой человек заливается смехом.

У Бошняка мелькает безумная мысль. Выкрасть ключ, добежать до канала, бросить его в воду. Или как-нибудь иначе? О, проклятье, наконец-то подвернулась работа и какие муки принесла!

Он снова берется за напильник, примеряется к ключу, и тут сердце его начинает биться ровнее, на него как бы нисходит покой, время от времени он даже прикрывает глаза. Рука уверенно и спокойно водит напильником.

— Не сочтите мой вопрос за нескромность, — Бошняк кидает взгляд на молодого человека, — у вас будет возможность днем попробовать ключ?

— Бог с вами! — восклицает щеголь. — Вы должны сделать их один к одному! Ради всего святого, господин мастер, вы же как-никак мужчина. Ну кто же днем проверяет ключи от квартиры любовницы!

Бошняк холодно кивает. Разумеется, напильник так и мелькает в его руках. Вот сейчас он подбирается к зубцу, который сделает на полтора миллиметра короче. Этого более чем достаточно, чтобы новый ключ сегодня вечером не открыл замка, но Бошняк вдобавок оставляет на выемке едва заметный косой надрез. И еще истончает бородку, насколько можно, шершавой наждачной бумагой. Ровно половина двенадцатого.

Напоследок Бошняк смазывает ключ костяным маслом, полирует головку двумя стальными брусками и только тогда отдает ключ молодому человеку.

Тот, по совету Бошняка, рассматривает ключ, встав лицом к палящему солнцу, прищуривает глаза, но, ослепленный, ничего не видит и, даже отвернувшись от света, тоже ничего не замечает. На самом деле в этой маленькой уловке не было и нужды: заказчику понравилась спорая работа Бошняка, он уверен, что ключ сделан точно.

— Три пенгё, — называя цену, Бошняк думает про себя: пусть эта свинья еще и заплатит.

Но при прощании голос его звенит так издевательски и насмешливо, что щеголь в недоумении оборачивается — Бошняк сгибается в поклоне.