Новеллы

Теперь она стыдит Лайоша.

— Ах ты волчонок! — говорит она ему.

Мы пьем воду стакан за стаканом, пьет и Флоки, повизгивая от восторга. Мы выдули уже две бутылки минеральной, но женщина не жалеет и третьей.

Когда мы собираемся уходить, я говорю: — Мы заплатим, тетенька, — и опускаю глаза.

Она хохочет: — Когда же вас ждать?

Мы переглядываемся и хором кричим: — В следующее воскресенье!

— Вот и ладно, — машет она рукой и, встав в дверях, смотрит нам вслед. А мы высоко подымаем зеленый флажок и, расправив плечи, затягиваем песню. Но, прежде чем скрыться в темнеющем лесу, оглядываемся еще раз.

1931

Перевод В. Середы.

ЗЕРКАЛО СТАРОЙ ПАННЫ

Повалил сказочный снег, все кругом точно усыпано было алмазами, но Панна встретила снегопад в слезах и отчаянии. Бедняжка, она не годилась и в старые девы — столько ей было годов; все называли ее бабушкой и даже, случалось, расспрашивали о внуках. У нее — внуки? Да разве есть у нее хоть кто-нибудь в целом свете?!

Она плакала, глядя на толстое снежное покрывало, ведь от ее комнатенки до площади Флориана было ужасно далеко. Нужно было идти и идти по скользким, продуваемым на перекрестках улицам, обходить ледяные дорожки, накатанные детворой на тротуарах… Там, на далекой площади Флориана, находился рукодельный магазин госпожи Блейер. За стеклом в двух витринах красовалось немало вышивок и гобеленов работы Панны. Сгорбленная, припадающая к палочке старушка, добравшись до этих сверкающих витрин, распрямлялась немного, испытывая чувство гордости. Порой она отходила в сторонку и слушала, как кто-нибудь восхищался ее гобеленом с фруктами или кремовой вязаной занавеской, на которую у нее ушло около месяца. Панна ловила приятные ей слова и радовалась. — Эта занавесь — пятьдесят пенгё? — слышала она. — Совсем недорого за такую вещь…

А сколько труда в нее было вложено!

И хотя подслушанные похвалы Панну несколько ободряли, все же у входа в магазин она переживала мучительнейшие минуты. Из двери выступала начищенная до золотистого блеска медная ручка. Она долго примеривалась и приглядывалась к ней, не решаясь нажать, потом все-таки нажимала, медленно и почтительно отворяла дверь… и, подойдя к госпоже Блейер, с трепетом спрашивала, не найдется ли у ее милости какой-нибудь новой работы. Не смея даже взглянуть на толстую, с букольками на голове, владелицу магазина, она с замирающим сердцем, потупясь и все больше робея, ожидала ответа. Как знать, вдруг хозяйка нашла себе рукодельниц подешевле, или склад ее уже так забит, что долгое время ничего не потребуется… До чего же мучительным было это ожидание! Панна осталась одна-одинешенька, родители ее давно умерли, она могла уповать только на госпожу Блейер. Разумеется, вслух об этом не говорилось; госпожа Блейер не была ни доброй, ни жалостливой, ни любопытной: в старой Панне она видела лишь искусную и надежную работницу. Иное дело — Панна: для нее госпожа Блейер была сама жизнь, и всякий раз, получая свои гроши, она норовила во что бы то ни стало припасть к ручке работодательницы. А за оброненное ласковое слово готова была и платье ее осыпать поцелуями. Если, стоя перед витриной, Панна еще задумывалась порой, почему так дорого продает госпожа Блейер изделия в сравнении с тем, что платит ей за работу, то, переступив порог, она уже не способна была подсчитывать, хотя владелица и показывала ей свои записи: это, мол, за нитки, это за иголки, а это за материал… Панна и слышать ни о чем не хотела… она ее милости во всем доверяет, сколько сочтет нужным любезная госпожа Блейер, столько пусть и платит… главное, есть работа… опять есть работа! Она была счастлива, бедняжка.

Но снегопад причинял Панне огромные огорчения. Она и так-то с трудом добиралась до магазина, по многу раз присаживаясь передохнуть на уличные скамейки. Теперь же, в стужу, по скользкой дороге ей и вовсе не дотащиться до площади Флориана. Башмаки у нее прохудились, шаль — кургузая, только для осени, а на зимнюю ее перевязать — шерсти нет. Да и в палку не мешало бы вбить острый наконечник. Напротив ее комнатенки трудится в своей мастерской угрюмый старик кузнец. Как-то раз Панна решилась заговорить с ним; ласково так обратилась, почтительно — как только она, старая Панна, умеет… хотела ему втолковать: мол, мы ведь соседи, я старая, да и ты совсем дряхлый, так будь же со мной поприветливей… И ответь ей кузнец этот добрым словом, сколько заветных ее желаний могло бы осуществиться! Она уже представила себе, как носила бы разогревать в кузню свои кастрюльки… и вязать могла бы при свете горна, сдружись они с ним. А в благодарность стирала бы и штопала на кузнеца.

Но вдовец уставился на Панну своими маленькими колючими глазками и только плечами пожал: ну, мол, тебя, отвяжись… не пожелал и разговаривать, больно нужна ему дружба Панны. Разве такой вобьет даром в палку железный наконечник!