Новеллы и повести

Удастся ли нам когда-нибудь отыскать пути к душе и сердцу народа? Сольется ли наша жизнь с его настоящей, еще скрытой от нас жизнью? Сумеем ли мы направить его великую силу на великие дела? Найдется ли вождь, который вберет в себя душу народную, жизнь трудящихся масс и выведет их на правильную дорогу?

Стефан утверждает, что в Заглембе и была революция, что более настоящей революции не бывает. Народ владел городом целых два дня и вершил что хотел. Власти попрятались. Потом были введены войска, начались долгие переговоры. Стефан говорил с командиром части от имени запасных. Три раза его арестовывали и три раза отбивала его толпа. А на третий день все кончилось. Уже никто не слушал ораторов, вчерашних вождей. Упали духом, восторжествовала мужицкая мудрость: дескать, плетью обуха не перешибешь. Все свелось к разгрому нескольких магазинчиков да битью стекол. А если бы был вождь? А если бы был план? Если бы, если бы… Нужно ли кого-то в этом обвинять? Тут надо выждать, надо перетерпеть, а это трудней всего. Когда-нибудь взыграет волна! Когда-нибудь пробудится в народе воля и настанет великий день.

А сейчас, а пока что, если не считать этого выступления в Заглембе, нет других больших событий, есть только большое страдание и все более твердая надежда.

Ноябрь 1904 года

Наступает и кажется уже настало время, о котором мечтали и которое еще совсем недавно представлялось несбыточным и таким отдаленным, что как-то и не думалось о нем всерьез. Вздыхать вздыхали, а по существу, еще год назад не верили, что будем бороться с оружием в руках. Люди спорили, ссорились разные группки в партии, но и неверие, и уверенность были теоретическими, сухими, мертвыми.

И я сам, даже теперь, несмотря на то, что царизм терпит поражение, несмотря на столько перемен в людях и в делах, я еще не поверил бы в возможность открытой, настоящей борьбы. Я говорю не о победе, ибо все может повернуться и так и эдак, я говорю о самой борьбе. Да, я не поверил бы, что мы решимся на все, не поверил бы, что «час настал», если бы не тот факт, что в моей квартире, в прихожей, стоит небольшой, но тяжелый чемодан, наполненный неопровержимыми доказательствами, нагруженный до верха очевидными аргументами.

Для меня большая честь и свидетельство большого доверия со стороны партии, что под моей охраной находится один из первых в истории будущей революции склад оружия. Потом их будет много, очень много, и загремит бой, и станет борьба повседневной. Но первый маленький склад оружия — явление торжественное и символичное.

Я не рыцарь. Во мне нет энергии, порывов, нет слепой веры в победу. Слишком много наслоилось в моей душе застаревшей пыли, слишком много там осело слов и бесплодных размышлений. Я уже не смогу возродиться к новой жизни, сумею только погибнуть, если будет нужно.

Не я, и не такие, как я, станут творческой силой революции.

Но я все понимаю, все чувствую.

Этот день — великий день.

Следовало бы его как-то отметить, запомнить, чтобы наши люди, те, кто посвящен, не считали этот день обычным. Следовало бы произнести какие-то слова, поздравления, приветствовать будущее и уважительно попрощаться с прошлым. Так мне кажется…

На самом же деле все произошло очень обычно, без всяких там церемоний.

Хелена спросила меня, не соглашусь ли я, чтобы у меня устроить тайник. Конечно же, я согласился, о чем раздумывать? Я даже поблагодарил ее за это, а она крепко пожала мне руку и начала говорить разные теплые слова, что я самый верный, всегда готов сделать что нужно и так далее. Неужели она думала, что я откажусь, испугаюсь? Неужели и она считала меня только «сочувствующим»?

На следующий день Михалинка стала понемногу приносить оружие и патроны. Она делала это так же привычно, как все остальное.

Михалинка постарела, и силы у нее уже не те. Трудно ей это таскать, сколько она в своей жизни носила разных пакетов и сумок…

— Ну что, Михалинка? Дождались мы все-таки лучших времен? Все-таки оружие носить приятнее, чем бумагу?

— Тяжеловато, конечно, но намного удобней, чем литературу, не так это на человеке заметно. Можно нагнуться, можно даже и в трамвай сесть.

— Но если попадешься, каторга?

— А, что об этом думать! Вас тоже по головке не погладят, если дознаются.

Мне это в голову не приходило. Только от Михалинки я узнал, как трудно было в Варшаве найти место для хранения оружия. Ни один из более состоятельных «сочувствующих» (то есть таких, кто располагает хорошей квартирой) не согласился, хотя в обширных апартаментах безопаснее было бы устроить такой склад.