— Брайс, ты здесь? — зову я. Вокруг темно, но здесь, в подземном убежище, я знаю каждый поворот и каждый угол. Когда на полуострове зверствовали эльвы, мы с Беккетами и другими членами общины проводили здесь дни и ночи. Он не отвечает, но я чувствую его. Он здесь. Напуган, зол и растерян. Возможно, даже плакал. Но я никогда его в том не упрекну. Несколько недель тому после продолжительной болезни его отец скончался и рана ещё очень свежа. Даю ему время выплакать последние слёзы и вновь даю о себе знать — Брайс! Это я, Элла. Я знаю, ты здесь. Можно к тебе? Я принесла поесть. — Я не хочу есть, — слышится его надрывный голос. Я безошибочно нахожу друга в самом дальнем углу. Пахнет подгнившей соломой и мышами, но этот запах знакомый, родной, а главное, безопасный. После недолгих уговоров Брайс соглашается разделить со мной нехитрую трапезу, но огонь просит не зажигать. — Никогда не теряй магию, Одуванчик, — горячим шёпотом говорит Брайс, и у меня от его тона мурашки по коже бегут, — потому что это верная смерть. — А как её теряют? — не могу сдержать любопытства я. — По-разному, — нехотя отвечает друг, — кто-то тяжело болеет, кто-то расстаётся с ней добровольно, а у кого-то её отнимают. — Кто отнимает? — Не знаю… Злые люди, которые хотят обладать одновременно четырьмя стихиями. — Но ведь когда четыре стихии соединятся в одном человеке, наступит мир. — Я слышал эту легенду, но это тяжкий грех — силой отнимать то, что каждому подарено богами, и обрекать другого человека на смерть. — Надеюсь, того, кто это делает, будут мучить черти в аду. — Только почему эта мысль меня не утешает? Меня всегда учили не отвечать злом на зло, но, знаешь, мне часто хочется делать наоборот. И чем дальше, тем больше. Это очень плохо, да? — За такие слова меня точно осудит твоя мама, но я думаю, что это нормально.
Очнулась от жуткого лающего воя гончей, инстинктивно цепляясь за кого-то, кто сидел рядом. То ли защитить пытаясь, то ли самой спрятаться…
— Кошмар приснился? — спросили голосом Фицроя.
О боги!.. Я вроде как уснула на скамейке. Но голова моя покоится у несносного командира на плече, а пальцы сминают нагрудный карман его рубашки. А вокруг ни души. Даже Дотти умолкла. Только цикады трещат да фиалки пахнут.
Я отсела подальше и глаза протёрла.
— Который час? — испуганно поднесла запястье к глазам. Либо я сошла с ума, либо стрелки в обратном направлении бегут. — У тебя часы идут?
— Ничего интересного ты не проспала, — расслабленно отвечал Фицрой. — Ещё не приехал никто.
— Время! — рыкнула я.
— Шесть минут первого. Можешь дальше спать, я тебя разбужу.
— Выспалась уже. А Алфи с Морганом где?
— На обходе.
Как неловко получилось!.. Только я могла уснуть на плече у самого невозможного в мире человека в то время, когда надо бы отрабатывать план похищения золотого кубка.
Но это что же получается? Он ко мне прикоснулся после того, как я его прокляла?
— Тебя не лихорадит ещё? — нашла в себе силы спросить.
— Пока нет и, возможно, не будет.
— Почему это?
— Ты на мне уснула, не я на тебе.
— Фу.
— Да ладно, Фостер, признай уже, что дымишь от меня.
— Снова твои больные фантазии? К доктору сходи, он тебя вылечит.
— Не всё в нашем мире лечится.