Новенькая на факультете боевых магов (СИ)

В компании Рейны я отправилась в столовку. Подруга о чём-то болтала, я отвечала машинально, особенно не вслушиваясь. Стоило мне вспомнить о вчерашнем вечере, настроение снова испортилось. А когда у линии раздачи я встретила Фицроя, который, на удивление, выглядел так, будто тоже всю ночь не спал, все бурлившие во мне эмоции достигли запредельной высоты. Пытаясь справиться с ними, я обрушила свою нерастраченную энергию на первого же подвернувшегося парня. К счастью, этим парнем оказался Эван Торберн, вызывающий у меня исключительно положительные чувства, и вместо пощечин, которые неминуемо обрушились бы на Фицроя, Эвану достались бурные объятия и фраза: «Какая встреча! Как же давно мы не виделись!» Кажется, Рейна подумала, будто платье я просила на свидание с Эваном, но мне всё равно.

— Элла, прекрасно выглядишь! — сказал Эван, обнимая меня в ответ. — Я скучал. Тебя не было всю ночь. Прости за вопрос, тебя что, снова назначили дежурной?

— Просто решила, наконец, отоспаться — у нас ужасно громко по ночам, ты же знаешь.

— Громко — не то слово, — улыбнулся Эван, — в следующий раз зови меня с собой.

— Замётано, — отозвалась я и зачем-то обернулась взглянуть на Фицроя.

Тот сверлил ненавидящим взглядом Торберна. Так, будто наметил его себе в жертву. Ну что он за человек такой? И сам нормально в чувствах признаться не может, и другим не даёт.

— Фостер! — окликнул меня властный голос сержанта Фултона. — Три минуты на приём пищи — и бегом к ректору.

— Есть, сэр, — крикнула я.

Есть не хотелось, но весь мой жизненный опыт говорил: ешь, пока имеется хоть какая-то еда. И, наскоро затолкав в себя кукурузную лепёшку с бобами и запив чёрным кофе, я побежала в административный корпус.

Дотти спала в своей клетке. После того случая она стала вялой и большую часть суток просто дремала, и я подозревала, что в еду ей добавляют снотворное.

Хищная дионея встретила меня злобным клацаньем шипастых пластин-ртов, но в атаку бросаться не решилась. Шикарные прежде заросли сильно поредели и теперь их обнесли ограждением с бросающейся в глаза надписью: «Прикасаться к цветам строго запрещено!»

В холле по-прежнему ярко сиял золотой кубок, а в приёмной торчали два самых рослых кадета из командного факультета и их куратор — сержант Морено.

— Кадет Фостер? — уточнил Морено, как будто кто-то в Балленхейде ещё не знает моего имени!

— Так точно, сэр.

— Входите, ректор вас ждёт.

Испытывая чувство дежавю, я постучалась и, услышав короткое: «Войдите!» — отворила обитую железом дверь.

Сквозь открытое окно доносились птичьи трели и врывался ещё не жаркий утренний ветерок. А в кабинете Косгроува, кроме него самого, сидел вампир Уоллингтон, Ирвин Нокс и пылающая праведным гневом Анна Лаудер. При виде вампира я нервно дёрнула повязку, закрывающую правое запястье. Как чувствовала, что нужно её надеть!

— Вызывали, сэр? — спросила я.

— Присаживайтесь, кадет Фостер, — любезно предложил Косгроув.

Я бы присела рядом с Анной, однако свободное место нашлось только возле вампира, причём прямо напротив моего заклятого врага Нокса. Я заметила, что сегодня он выглядел странно и чем-то отдалённо напоминал древнюю гранитную скульптуру с грубо прочерченными чертами лица. Ему что, заговорённым мячом сильно по шлему прилетело?

— Доброе утро, Фостер, — поздоровался вампир.

— Доброе утро, ректор Уоллингтон, — отозвалась я.

Что происходит вообще?

— Итак, — начал Косгроув, — мы собрались здесь затем, чтобы окончательно решить вопрос по поводу дальнейшей судьбы мистера Нокса.

В смысле «мистера»? Почему не кадета?

— Я со своей стороны обязуюсь хранить молчание обо всём, что здесь будет сказано, если кадет Лаудер и кадет Фостер будут на том настаивать, — продолжал он, — и прошу того же от присутствующих.

— Согласен с вами, коллега, — кивнул вампир.

Анна поджала губы и бросила убийственный взгляд на Нокса, а тот как сидел гранитным истуканом, так и сидит. Боги, он опять за своё?! В чужой академии?!

— Я не боюсь огласки, — сказала Анна, — наоборот, если держать всё в тайне, общей проблемы это не решит.

Ректор понимающе кивнул и она продолжала:

— Когда я поступила в Балленхейд, столкнулась с повышенным вниманием парней, их здесь подавляющее большинство. Конечно, я понимала, куда иду, и всё же с откровенными домогательствами мне сталкиваться не приходилось. А вот этот вот приезжий господин, — она указала на отрешённого Нокса пальцем, — возомнил, будто ему всё позволено. Я говорила ему чёткое «нет», клянусь, и не раз, но это не помогло. Ну и я… Накануне мы с девочками отрабатывали приёмы начертания рун, не относящихся к родной стихии. И вот, я превратила его в гранитную глыбу, а могла бы и сжечь.

— Ох, как это знакомо! — не удержалась я. — Простите.

— Желаете что-то сказать, кадет Фостер? — обратился ко мне Косгроув.

— Да, сэр. Такая же история приключилась и со мной. Только я превратила Нокса не в гранит, а в корягу. Ректор Уоллингтон подтвердит.