Новгородские былины

Уникален по содержанию спор морского царя с женой, причем под «луной небесной» здесь, видимо, подразумевается небосвод, если судить по тому значению этого слова, какое иногда встречается в волшебных сказках. Но сама суть спора нам неизвестна и по сказкам. Думается, что она искусственна, надуманна. Ведь морские обитатели оказываются дремучими невеждами по части «знания», которое им эмпирически, так сказать, доступно и которое они просто обязаны знать. Иными словами, спор морского царя с женой противоречит традиционным фольклорным представлениям, согласно коим сверхъестественные существа лучше человека осведомлены в вопросах мироздания. Поэтому нам кажется, что в тексте И. М. Мяхнина эта надуманная форма спора подменила спор о том, что дороже на Руси, — форму, известную по олонецким вариантам былины «Садко», куда она попала из сходного сказочного сюжета «В подводном царстве».

В других вариантах былины не встречается и любопытное у И. М. Мяхнина отождествление шубы морского царя с морем, а рукавов — с берегами. Это верование, по-видимому, отражает один из ранних этапов очеловечивания воды (моря).

Роль советчика тут выполняет богородица. И это не случайно. В тексте логически обусловлена ее роль. Сотко берет с собой две иконы — богородицы и Николы, а известно, что в народных верованиях написанный на иконе образ, собственно икона и лицо, ею представляемое, считаются тождественными. Взятые Сотком иконы, таким образом, означают, что Сотко взял с собой соответствующих покровителей. Отсюда естественно, что ведущую роль советчика должно играть главное лицо.

46. Садко. Печатается по копии, хранящейся в личном архиве Ю. Смирнова. Текст публикуется впервые. Записано Б. Исадченко и Н. Муратовой в 1960 г. от Александры Антоновны Суриковой, 57 лет, неграмотной, в д. Челмужи на северо-восточном побережье Онежского озера (Пудога). Собирательницы, не имея опыта, не смогли записать от рассказчицы более подробный текст.

Между тем запись любопытна своим сходством с одним печорским вариантом (см выше, № 39) мотивами самостоятельного поведения Садка в подводном царстве и ответной реакцией морского царя. Такие переклички независимых текстов, зафиксированные на значительном расстоянии друг от друга, не могут быть случайными. Причина отмеченного сходства, возможно, заключается в том, что не только Новгородская метрополия, но и Обонежье, давно обжитое новгородцами, поставляло переселенцев в дальние северо-восточные районы Севера, включая Печору. Эти переселенцы и уносили с собой усвоенные эпические песни.

47. [Бессчастной молодец]. Печатается по тексту сб.: Чулков, с. 200—201. Записано не позже начала 70-х годов XVIII в. Место записи неизвестно, но текст несомненно был записан в таком районе, где эпическая традиция уже отмирала, а былина о Садке превратилась в не совсем содержательную, почти лирическую песню о безымянном молодце. Тем не менее этот текст очень важен при сравнении его с казачьими песнями о Садке. Он свидетельствует, что процесс распада содержания былины в традиционной контаминации второго и третьего сюжетов начался довольно давно и что к донским казакам былина могла попасть уже в полуразрушенном состоянии. Этим было облегчено последующее развитие темы греховности героя.

48. Садко. Печатается по тексту сб.: Савельев, с. 14—15. Записано до 1866 г., где-то в Хоперском или Усть-Медведицком казачьем округе войска Донского, судя по скупому замечанию издателя (там же, с. 10). В тексте сохранено традиционное соединение второго и третьего сюжетов, подвергшихся, однако, значительной переработке, в ходе которой из былины получилось подобие лиро-эпической песни о хвастливом торговце.

Оригинально начало песни (ст. 1—8). Чуждый казакам Новгород заменен Царь-градом, а под ним казаки могли подразумевать и царскую столицу, как это считается в публикуемом тексте.

Большой интерес представляют два скупых стиха о горшечных рядах (ст. 9—10): ориентируясь на них, издатель даже назвал Садка «просто горшечным торговцем» (там же, с. 14). Стихи созвучны финальному эпизоду из первого варианта сборника Кирши Данилова (см. выше, № 31), где герой скупает напоследок и «гнилые черепки» в горшечных рядах. Такая перекличка независимых текстов позволяет сделать два заключения в отношении сравниваемых текстов. Подобно этому казачьему варианту, первый текст из сборника Кирши Данилова, наверное, имел продолжение в виде третьего сюжета, посвященного пребыванию Садка на море. К донским казакам былина о Садке, по-видимому, попала из Поволжья. «Святое озеро Ялынское» представляет собой, вероятно, искаженное в ходе бытования название моря Хвалынского (Каспийского).

В этом тексте мы впервые встречаемся со своеобразной заменой «вины» Садка перед морским царем. Тут она превращена в грех человека перед богом и людьми, если он бранил отца-мать или клялся родом-племенем. Это переосмысление делало встречу героя с морским царем излишней.