Новгородские былины

Для текста Т. Иевлева, как и для других заонежских вариантов, характерно, что Часовая жена еще на пиру у князя Владимира сама грозит своими девятью сыновьями (ст. 49—54, 110—115). В этом мы видим отзвук былой активной роли братьев Чайны. В более ранних текстах, что соответствует и славянским параллелям, сестра грозит Хотену своими братьями или же предлагает ему померяться с ними силами в чистом поле. Хотен традиционно крушит терем палицей (ст. 125 и след.), а его сватовство сразу вслед за этим (ст. 134—145) — явно местный домысел, быть может, самого Т. Иевлева. Традиционен вызов Хотена братьям Чайны (ст. 146—148), но из-за предшествующего ему сватовства и отсутствия ответа Чайны этот вызов кажется здесь немотивированным.

Странным представляется наказ Хотена паробку стоять ко Новугороду, а глядеть ко городу Киеву (ст. 153—154). Что упоминание Новгорода не обмолвка, свидетельствует стих 35: Часовая жена на пиру говорит, что отец Хотена «блуд блудил по Новугороду». Лишь в этом тексте имеется упоминание Новгорода, и неясно, чем оно обусловлено. Вероятно, как считал еще В. Ф. Миллер, это — след новгородского происхождения былины, почти стертый последующей «киевизацией»[189].

Наказ Хотена паробку смотреть, как поедут Часовичи по чистому полю (ст. 155—161), известен по обонежским вариантам и был создан местными певцами в связи с появлением новой роли паробка Хотена. Паробок здесь сам расправляется с Часовичами (ст. 166 и след.), за что получает выговор от хозяина. Эта активная роль слуги сложилась под влиянием былины «Алеша Попович и Тугарин», где Еким-паробок иногда оказывается равноправным партнером Алеши Поповича. Однако у Т. Иевлева в былине «Алеша Попович» (Гильфердинг, II, № 99), записанной спустя 10—11 лет, образ Екима-паробка отсутствует, он даже и не нужен для версии Т. Иевлева, вместо образа паробка там имеется неопределенное обращение Алеши Поповича к «служкам, панюшкам». Это значит, с нашей точки зрения, что сказитель, видимо, был непричастен к созданию образа паробка в былине о Хотене. Он просто пел уже оформившийся, типичный для Заонежья текст.

После поражения сыновей Часовая жена покупает у князя Владимира силу для борьбы с Хотеном (ст. 184—188). Этим обонежские варианты отличаются от кенозерского, мошенского и мезенско-печорских, где мать посылает сыновей в качестве предводителей толпы кабальных мужиков, голей кабацких или силы, предоставленной князем. Только обонежским вариантам присущи эпизоды, в которых Хотен добивается того, что сила князя Владимира без боя сама себя вяжет поясами и возвращается в Киев (ст. 189—208). От предшествующей версии типа кенозерско-мошенской здесь сохранилось нежелание Хотена губить неповинных людей, но оно выражено в новых, оригинальных сюжетных ходах.

Несомненной иновацией предстает и сцена, в которой Часовая жена, не желая примириться со вторым поражением, побуждает князя Владимира объявить Чайну своей родственницей (ст. 212—215)[190]. Отсюда вполне логично требование Хотена заполучить в форме выкупа приданое от самого князя (ст. 230 и след.). При этом обонежские певцы совсем позабыли о плененных Часовичах и о более раннем значении выкупа в виде обсыпания копья деньгами.

65. Хотён Блудович. Печатается по тексту сб.: Рыбников, I, № 53. Записано П. Н. Рыбниковым в 1860 г. от его первого сказителя Леонтия Богданова, крестьянина д. Середка на Б. Климецком острове, соседнем с Кижским островом (Заонежье).

Текст Л. Богданова подтверждает особенности обонежских вариантов, отмеченные в прим. к № 64. Но в нем опущены эпизоды, описывающие приезд Хотена со слугой к терему оскорбительницы, сокрушение терема и вызов Хотена сыновьям оскорбительницы. Поэтому кажется немотивированным отъезд Хотена в чистое поле.

Слуга тут получил как бы собственное имя[191]. На самом деле слово «панюточка» имеет то же значение, что и слово «слуга».

Лишь после пленения Часовичей Хотен приезжает к терему их матери и — несколько нелогично — требует от нее одновременно и дочь, и выкуп за сыновей. Требование выкупа здесь выражено в виде типического места (ст. 127—129), широко известного в русском эпосе в значении одаривания.

Описание богатырского крика Хотена (ст. 157—160) также является типическим местом, перенесенным сюда, вероятно, из какой-нибудь былины об Илье Муромце, где оно чаще всего употреблялось.