Новгородские былины

Тебе уж камень не пере́скочить,
Не бывать тебе в Новом городе.
635 Стала дружина скакать поперо́к камня́,
А Потанюша скочил — всех лехче перескочи́л.
Говорит тут Василий таково́ слово́:
— Скочить не́ скочить вдоль по ка́мешку.
Скочил-то Василий вдоль по ка́мешку,
640 Скоцил да лёкко пере́скоцил.
Богатырьско серце заплывциво.
— Кто эту подпись подписывал,
Да кто эту по́дрезь подрезывал?
Да кто этот ка́мень не пере́скочит?
645 Я назад петми́ скачу и опять перѐскочу!
Скоцил-то Василий назад петми́,
Задел-то он ногой правою,
Пал-то на леву́ руку́,
Обломилась у него рука левая,
650 Пал на сер горючь каме́нь,
Розломил-то себе буйну́ голову́

(Тут и смерть ему приключилася.)

Понесли его на черлен носад
Та ли дружина хоро́брая,
Положили на место на хозяйское.
655 Поднели парусы полотнены,
Рвёт-дерёт тонки па́русы.

(Пришлось опять на гору отнести.)

Понесли они его назад на гору́,
Несут-то на гору́ с час поры́,
Несут-то на гору другой поры́,
660 Несут-то на гору третей поры́.

Принесли, где камень, а там голова, и вместе с ним и похоронили. Тут Василий Буслаевич и кончился на Сорочинской горе. Потом пошли на черлен носад.

Пришли-то они на черлен носад,
Ототкнули притычины серебрены,
Подогнули па́русы полотнены,
Пошли-то они во синё морё.
665 Носад побежал, как соко́л полетел.
Синее море произойдучись,
Вышли в море во Виранское,
В устье реки Волхови.
Выходила Васильева матушка,
670 Чесна вдова Амельфа Тимофеевна,
Смотрела в подзорьную трубочку, —
Нет Василия на месте на хозяйском.
Та и дружина ро́зошлась.

25. ВАСИЛИЙ БУСЛАВИЧ

Жил-был Буслав девяносто годов, живучи Буслав переставился. Остается его любима молода жена Ванилфа Тимофеевна, остается у нее млад сын Василий Буславич. И стал этот сын Василий Буславич с малыми ребятками поигрывати: у кого руку оторвет, у кого голову ро́сколет. Отдала Ванилфа Тимофеевна своего сына любимого старику Угрумищу учить — во ли́сты писать; а выучился Василий Буславич не во ли́сты писать, а выучился соколом летать. Вот однажды у старика Угрумища сделались пир и беседа; он не позвал на него своего любимца Василья Буславича.

Пришел сам Василий Буславич на пир на беседу, из переднего угла гостей повыхватал, со скамеечки повыдергал, проводил на новы сени черным вязом. Старша́ Угрумища осерчал на него, на своего любимца, и сказал ему: «Ты не секчи́, молодой сектун! Тебе не выпить из Оби воды, не выбить из граду людей; выпьешь из Оби воду, выбьешь из граду людей — вот тебе пятьсот рублей!» Пришел наш Василий Буславич домой к своей матери и говорит: «Ах, матушка родимая! Я в молодых летах расхвастался, с старшо́м Угрумищей рассорился». Мать взяла его пьяного напоила и в темную темницу заложила.

Вот народ собрался с ним воевать, а он в темнице спит да спит, ничего не знат. Женщина по воду ходила и ему в окошко закричала: «Что, — говорит, — Василий Буславич, спишь, ничего не знашь; я, — говорит, — по воду ходила, сколько людей коромыслом прибила!» Василий Буславич, услыхав эти слова, вышиб каменную стену у темницы и пошел народ-силу бить. Старша́ Угрумища и возмо́лился ему: «Гой ли ты, Василий Буславич! Уходи, — говорит, — свое сердце ретивое, утоли плеча богатырские: я тебе пятьсот сулил, а теперь отдам всю тысячу!» Вот Василий Буславич смиловался и пошел к своей матери: «Ах, — говорит, — матушка родимая! Я сегодня много крови пролил, много народу побил!»