Новизна хуже старины (СИ)

Утром, когда мы уже приехали на Казанский вокзал (в электричке я почти все полчаса спал из-за того, что было ночью), я спросил у него:

— Неужели ты так переживаешь из-за того, что посадил Шевченко за торговлю наркотиками?

— Не совсем. Просто это ведь уже второе мое незаконное деяние такого рода… Ты же помнишь, что я отправил Павлова далеко отсюда? — я закивал. — Ведь, если подумать, то это и довело его до смерти… Я, конечно, даже не предполагал, что Крестовский согласится его устранить. Все-таки он же его бывший начальник.

— Чего уж теперь думать об этом? Нет ни Павлова, ни Вадима… — тут я вспомнил о своем желании сходить в церковь. — Знаешь, я хочу поставить свечку за упокой его души. Пойдешь со мной? — он согласился, чего я и ожидал.

Скоро мы подошли к зданию суда. Крохин задержался у входной двери и вдруг перекрестился.

— Господи, дай мне силы выдержать это заседание… — тихо сказал он, но я его услышал.

Мы вошли внутрь и направились к залу суда, правда, до того Алексей ненадолго зашел в свой кабинет и вскоре вернулся уже одетым в черную судейскую мантию. После этого мы пришли в зал суда. Слава богу, заседание будет проходить без коллегии присяжных.

Зал оказался небольшим: комната с двумя столами, где лежали какие-то бумаги, местом для судьи и отделенным решеткой пространством со скамьей подсудимых. Пока там находился только знакомый нам обоим прокурор Евдокимов, выглядевший совершенно так же, как и в нашу встречу, когда я просил Николая изучить записи с камер видеонаблюдения, что навело нас сначала на Павла Горского, а потом уже на его сына. Евдокимов хмуро посмотрел на меня, явно узнав и вспомнив о том разговоре возле кабинета технического специалиста, но ничего не сказал и только кивнул нам обоим в знак приветствия. Я тоже вспомнил, что обошелся тогда с ним довольно недружелюбно, и опустил глаза от стыда. Еще в зале сидел незнакомый человек средних лет в черном костюме. Адвокат, что ли? И кто из нашей троицы нанял его?

Однако через некоторое время конвой привел Максима, Сергея и того следователя Лукьянова. Пришла также и девушка-секретарь. Крохин занял свое место, а я сел возле адвоката. Тот удивленно посмотрел на меня:

— Вы здесь в качестве свидетеля, что ли? — я кивнул и объяснил ему, что мы на пару с судьей раскрыли это дело. Его эта история явно заинтересовала. Но мы не успели даже познакомиться, как Алексей начал говорить:

— Прошу всех садиться. Судебное разбирательство объявляю открытым. Рассматривается уголовное дело по обвинению Лукьянова Антона Михайловича в совершении преступления, предусмотренного частью третьей статьи 290; также по обвинению Горского Максима Павловича в совершении преступлений, предусмотренных статьей 296, частью третьей статьи 291, пунктом «в» части второй статьи 229 и частью пятой статьи 128.1; и по обвинению Шевченко Сергея Владимировича в совершении преступлений, предусмотренных статьями 117, 131 и 307 Уголовного кодекса Российской Федерации, — услышав это, наш третий подсудимый широко открыл глаза от изумления. Может быть, он и помнил, что совершил двадцать три года назад, а, может, и нет. Наверное, думал, как судья об этом узнал… — Секретарь, доложите о явке в судебное заседание.

Девушка встала и сообщила:

— В судебное заседание явились подсудимый Лукьянов, подсудимый Горский и подсудимый Шевченко. Государственный обвинитель — прокурор Евдокимов Дмитрий Александрович, защитник — Северский Николай Алексеевич. Явился свидетель Мартынов. Не явился свидетель, пожелавший сохранить анонимность — приложил заявление о рассмотрении дела в его отсутствие.

Здесь я заметил на лице Сергея какое-то странное выражение: то ли изумление, то ли ненависть. Скорее всего, догадался, кто этот анонимный свидетель.

Алексей стал разъяснять всем присутствующим в зале регламент судебного заседания: что при входе судьи все, кто здесь есть, встают, дают показания и делают заявления стоя, обращаются к судье «Ваша честь» и так далее. Затем он опять представил всех работников суда: девушку-секретаря, оказывается, зовут Маргарита. Остальных: прокурора и адвоката — я уже знаю. После этого он начал расспрашивать Лукьянова о нем. Оказалось, что он учился в московской академии МВД и имеет жену и маленького сына. Тут я понял, почему он согласился принять от Максима двадцать пять тысяч рублей… Наверно, его оправдают, но, если учесть, что Алексей, услышав от него самого, что он из-за денег отказался расследовать дело Шевченко (всю работу за него сделали мы), даже выматерился, чего я совершенно не ожидал от него — интеллигентного человека, скорее всего, этого не будет.

— Государственный обвинитель, огласите, пожалуйста, обвинение.

Евдокимов встал и, держа в руках лист бумаги, начал читать: