Его соперница была невысокого роста — около полутора метров. Телосложения она было весьма худощавого. Судя по тому, что её обувь не оставляла глубоких следов на мягком мокром песке, вес у нее тоже был небольшой — не больше сорока килограммов. Огромные фасеточные глаза венчали не очень большую голову на тонкой шее. Маленький рот, зажатый между двух жвал, судорожно открывался и закрывался — в такт её частому дыханию. Хорошо видно было — бегать богомолам подолгу не приходится. А вот прыгать… Легковесная соперница человека без видимых усилий перепрыгивала трёхметровые протоки, соединявшие искусственный водоём с морем.
Впрочем, прыгала она недолго. Через несколько минут её «заряд» иссяк. Она остановилась, упала на колени…
— Всё. Её время истекло! — прокомментировал происходящее седой. Можешь возвращаться на базу.
— А что будет с ней?
— Как что? Сам не понимаешь, что ли? Вон, их истребители уже взлетают…
В сердце человека шевельнулась жалость. Он вспомнил тела девушек, разрубленные на части пушечными очередями; ему стало не по себе.
— Меня они не тронут? — на всякий случай поинтересовался Сашка у седого.
— Тебя — точно нет! Ты что-то задумал?
— Я провожу её до площадки!
— Не стоит! Она проиграла и по их правилам она должна умереть!
— А вот это мы еще посмотрим!
— Не дури, Заречнев, тебе её не спасти!
— Пусть делает то, что хочет! — неожиданно подключилась к диалогу Дита. — Сегодня такой день, что возможно всё, что угодно.
Сашка облегчённо вздохнул, перевёл самолёт в «парящее» положение. Он вывернул голову назад, определяя, через какое время «альбатросы» будут здесь.
«Секунд через десять»! — решил он, направляя самолёт в сторону лежащей на песке соперницы.
Он не стал зависать над девушкой-богомолом (она просто сгорела бы в потоке горячего «выхлопа»), а приземлился неподалёку — так, чтобы нос его истребителя нависал над пилотом, не давая прицельно выстрелить в лежащую.
Бывшая соперница с трудом встала, осмотрелась. Неожиданно она выхватила бластер и… запрыгнула на крыло Сашкиного истребителя.
У Заречнева похолодел низ живота, когда она протопала по крылу и навела свой крохотный лучемёт точно между глаз человека.
Сразу стало очень тихо — первый признак того, что сознание бывшего гладиатора «ушло» в «чупа-чупсовое» время. А Заречнев сидел и думал, как ему поступить в этой непростой ситуации.
«Дать ей выстрелить, а потом отобрать оружие? Незачем. Может повредить какой-нибудь нужный и важный прибор. Застрелить её саму? Тогда зачем нужна была вся эта канитель с сопровождением и «защитой»?
Многосуставчатый палец богомолки уже потянул спусковой крючок на себя, когда Сашка принял, наконец, какое-то решение. Он отклонил голову в сторону — на тот случай, если пилот всё-таки успеет выстрелить в него, резко выбросил руку вперёд, захватывая и вырывая оружие. Бластер выстрелить так и не успел.
Около истребителя послышался сильный рёв, грохот — рядом садились соплеменники хрупкой агрессорши.
— Что мне делать? — даже по радио в голосе Сашки угадывалась лёгкая растерянность.
— Ты точно не хотел её убивать? — поинтересовалась Дита.
— Ну, конечно! — в голосе человека послышалось негодование.
— Передай ей свой шлем! — более нелепой команды Заречнев услышать не ожидал. Но спорить не стал, стянул чёрный шар со своей головы (богомолка в ужасе отпрянула от него), протянул его сопернице.
— Это — тебе! — сказал он, сопроводив слова соответствующими жестами. Девушка покрутила головой, всё еще не понимая, что этот большой и круглый предмет адресован именно ей; разумеется, никого вокруг не обнаружила, наконец, осторожно взяла его в руки. В шлеме застрекотал какой-то звук, пилот услышала его, приложили к тому месту, где у богомолов, очевидно, находятся органы слуха.
У приземлившихся «альбатросов» поднялись кабины, из одной из них выпрыгнул пилот. Ростом он ненамного превосходил Сашкину соперницу, но габаритами — существенно отличался от нее — в большую сторону, разумеется. Он уверенно подошёл к истребителю человека, не снимая шлема, вынул свой лучемёт, спокойно прицелился в голову… девушке, всё еще слушавшей что-то в Сашкином шлеме.
Раздалось шипение. По песку покатилась… рука богомола, всё еще сжимавшая бластер.
Девушка вздрогнула, посмотрела на корчившегося от боли соплеменника, перевела взгляд на человека, в руке которого торчал лучемёт, отобранный у нее. Всё поняла. Она дёрнула головой в сторону второго пилота, но тот сидел как мумия: в грудь ему смотрел ствол бластера. А как стреляет этот землянин, богомол только что видел.
Трудно сказать, что в этот момент было написано на лице пилота-богомола; да и вряд ли оно было у него — лицо. Но жить ему хотелось — это было видно по тому, как он замер под дулом землянина.
Соперница Заречнева подняла с песка бластер, с трудом отцепила от его рукояти кисть «друга». Она засунула его за пояс, еще раз оглянулась на землянина, вприпрыжку припустила в сторону своего космолёта.