И такие мероприятия действительно проводились. Далеко не все из них увенчались успехом. К примеру, попытка в 1946 г. провести в американской зоне оккупации школьную реформу, введя единую общеобразовательную школу вместо нескольких традиционных для Германии типов учебных заведений, закончилась неудачей. Точно так же оказалось технически невозможным полностью отказаться от услуг учителей, являвшихся раньше членами НСДАП, поскольку их оказалось попросту некем заменить. В полной мере удалось лишь очистить от националистического и милитаристского содержания учебные программы. История с неудавшейся школьной реформой тем более показательна, что с самого начала в рамках денацификации работе с молодежью уделялось особое внимание — именно молодежь часто считалась наиболее индоктринированной нацизмом частью германского общества [Fisher 2007: 64].
Успешнее была политика в области прессы: всем «старым издателям», публиковавшим периодику в годы Третьего рейха, было запрещено продолжать свою деятельность. Лицензии выдавались только «новичкам», и работали они под контролем специальных офицеров по делам прессы. Значительную часть СМИ напрямую контролировали и издавали победители. Однако этот период продлился недолго. «Старым издателям» удалось вернуться в бизнес в начале 1950-х гг. и даже в некоторой степени восстановить утраченные позиции, однако «новички» уже смогли закрепиться на рынке. Одним из них был Якоб Аугштайн, выпускавший ставший вскоре знаменитым еженедельник «Шпигель».
Большое внимание уделялось борьбе с милитаристскими традициями: были запрещены ношение униформ, военные праздники и определенные «военизированные» виды спорта, библиотеки очищались от «вредных» книг. В то же время попытка очистить культурную сферу от сотрудничавших с национал-социалистическим режимом, предпринятая американскими властями, завершилась неудачей: немцы громко и успешно требовали возвращения на сцену любимых исполнителей [Brenner 2016: 178].
Разумеется, вопрос о том, каким образом наказывать индивидуальных преступников, также являлся важной составной частью денацификации. После окончания войны в западных оккупационных зонах около 180 тыс. человек, которые в силу занимаемых постов считались причастными к нацистским преступлениям, были помещены в специальные лагеря для интернированных (так называемые автоматические аресты), где ожидали рассмотрения своих дел. Кроме того, вскоре после победы оккупационные власти приступили к повальным увольнениям всех бывших членов НСДАП (в особенности вступивших в партию до 1937 г.) с ключевых должностей в административном аппарате, судебной системе, системе образования, других ключевых для функционирования государства и общества сферах. Так, в одном Франкфурте-на-Майне было уволено около 70 % чиновников, во всей американской оккупационной зоне к марту 1946 г. по политическим причинам лишились своих рабочих мест 340 тыс. человек [Brenner 2016: 246]. По некоторым данным, увольнение поначалу затронуло также 80–85 % школьных учителей [Jarausch 2006: 50]. Это мгновенно вызвало дефицит квалифицированных кадров. Такой дефицит грозил не только косвенными, но и самыми прямыми негативными последствиями: увольнение менеджеров и технических специалистов в Руре привело к крупным авариям на шахтах [Taylor 2011: 302].
Попытка заместить убыль вернувшимися в Германию эмигрантами, противниками нацистского режима и возвращенными на рабочие места пенсионерами оказалась лишь частично успешной. Полностью ликвидировать кадровый голод не удалось, и постепенно оккупационным державам приходилось соглашаться на возвращение на свои посты — пусть на определенных условиях и в ограниченном количестве — бывших нацистов. Так, в британской оккупационной зоне в октябре 1945 г. было издано распоряжение о том, что 50 % бывших членов НСДАП, работавших в судебной сфере, следует считать «номинальными нацистами» и позволить им оставаться на своих постах [Taylor 2011: 265]. Такая политика выглядела непоследовательной в глазах многих немцев и подрывала их доверие к процессу денацификации в принципе. Определенную роль играло и то, что тактика различных оккупационных держав существенно отличалась: наиболее строго и последовательно действовали американцы, в то время как англичане и французы сосредоточились на поиске и наказании главных преступников.
Весьма сложной была также реакция немецкого общества на Нюрнбергские процессы, включая самый знаменитый из них — суд над главными военными преступниками. С одной стороны, мало кто симпатизировал подсудимым, с другой — в глазах многих немцев процессы выглядели «правосудием победителей». Однако в гораздо большей степени жителей западных оккупационных зон затрагивало знаменитое массовое анкетирование, организованное победителями уже менее чем через год после окончания войны.