«Новое солнце на Западе». Беда Достопочтенный и его время

Выяснение вопроса о методах и целях Беды как историка позволило связать «Церковную историю» с его экзегезой и корпусом христианской литературы. Так, в 1930–40 годы XX в. в работах Ч. Джонса наметилась тенденция комплексного изучения трудов англо-саксонского автора — его «естественнонаучных» трактатов, комментариев и истории[26]. В одной из статей Ч. Джонса, в частности, была начата дискуссия о словах Беды об «истинном законе истории» (vera lex historiae), которого следовало придерживаться при рассказе о прошлом. Прежде в историографии это высказывание воспринималось буквально, как свидетельство «объективности» Беды. Согласно Джонсу, этот автор писал о божественной истории и имел в виду преимущественно теологический смысл событий, вследствие чего желание интерпретировать Беду как «рационального» историка представлялось исследователю необоснованным. Точку зрения Ч. Джонса подверг критике Б. Колгрейв: подтекстом этого спора была мысль о том, что такая трактовка принижала значение «Церковной истории» как источника, а ее автора — как «добросовестного» историка[27].

Работы 1930–40-х гг., в которых интерпретировались теологические труды Беды или говорилось о нем как о толкователе Библии, не оказали большого влияния на восприятие и репрезентацию его образа. Голоса, реабилитирующие «инаковость» мышления англо-саксонского монаха, оказались услышанными только к началу 1960-х г., благодаря общим изменениям в исторической дисциплине. Эта линия была продолжена в 1966 г. в книге Р. Хэннинга, в 1970–80 гг. в новых исследованиях П. Хантера Блэйра, Г. Мейр-Хартинга, Р. Рея, Дж. МакКлер[28]. В рассуждениях этих исследователей можно выделить общую мысль о том, что в историографии недооценивалась специфика мышления Беды как средневекового автора. Большое влияние на его восприятие оказали более поздние хроники и истории, в которых легковерность или идеологическая пристрастность писателей была очевидной. В таком контексте Беда выглядел как историк, отличавшийся от других «своей страстью к истине»[29].

У сторонников историко-культурного подхода к работам Беды прослеживается несколько приоритетных постановок проблем. Одна связана с установлением отношения «Церковной истории» к сочинениям, входившим в «библиотеку» Беды. Текстовый анализ позволил выявить ряд фактических неточностей, несовпадений дат, лакун и пропусков у Беды; пример этому дает изучение папских посланий в составе «Церковной истории», которое проводилось П. Хантером Блэйром и П. Мейвертом[30]. Умолчания в исторических трудах Беды стали трактоваться как осознанный принцип составления текста[31].

Другая важная проблема — изучение специфики культурного сознания Беды Достопочтенного. Монография Р. Хэннинга «Видение истории в ранней Британии» была одной из первых книг, где ставился вопрос о телеологическом видении истории Беды и о дидактике как принципе, организующем материал в «Церковной истории». Сравнивая исторические сочинения Гильдаса, Беды и Ненния, Хэннинг стремился определить место Беды в христианской историографической традиции раннесредневековой Британии. После выхода этой работы, а также статьи Дж. Кэмпбелла, в историческом знании утвердилась мысль о том, что Беда выстраивал свидетельства, имевшиеся в его распоряжении, в соответствии с моральным назначением истории, с целью распространения христианской веры[32]. «Церковная история» по-прежнему рассматривалась как важный источник, однако мысль о ее буквальной интерпретации была в большой мере скорректирована. Привычные вопросы о ходе англо-саксонского завоевания, королевской власти и «народе англов» у Беды получили новую интерпретацию, которую можно назвать «символической», в работах таких медиевистов как П. Уормалд, Дж. Кэмпбелл, С. Рейнольдс, Р. Маркус[33]. Историки сосредоточивают внимание на риторических стратегиях текста, на духовном значении рассказов о «народах» у Беды в соответствии с библейским нарративом о богоизбранном народе. Проблема ветхо- и новозаветных аналогий в «Церковной истории» разрабатывалась К. Кендаллом, согласно которому структура повествования англо-саксонского автора, его язык и система образов имели прямые аналоги в книгах Св. Писания, к которым Беда составлял комментарии[34].