Его отец никогда бы не согласился на это, даже если бы Лахун был в осаде. Хуэй вызвал в воображении видение Хави, строящего планы по сбору армии для отражения любого нападения варваров. Была ли это еще одна причина для его убийства, помимо простой ревности? Неужели Исетнофрет и Кен уже решили, что их судьба зависит от захватчиков?
Вот почему стражники у ворот не удивились, увидев лошадь. Они видели, как снова и снова подъезжали посланцы гиксосов, и, скорее всего, думали, что он один из них.
- Все будет решено, когда гиксосский переговорщик прибудет сегодня, - с облегчением сказал Кен.
Был ли Кхиан переговорщиком или он охранял этого человека в своем военном отряде? Хуэй задумался. Это объяснило бы, почему он отважился забраться так далеко от Синая.
- И это будет просто вопрос ожидания, пока гиксосы не осуществят свои планы, - продолжил Маду. - Скоро, я думаю. Вся хвала Сету, Владыке Хаоса, нашему богу огня и пустыни.
- Вся хвала Сету, - сказал Заим.
- Вся хвала, - пробормотал Кен, плюхаясь на скамью.
Его лицо осунулось, и он выглядел так, словно постарел на десять лет с тех пор, как Хуэй видел его в последний раз.
Почему я не ненавижу его? Хуэй задумался.
По всем правилам, он должен это сделать. Но даже после убийства Хави Хуэй видел только мальчика, с которым рос, с которым играл, о котором заботился все эти долгие годы.
Теперь времени стало меньше. Если Кхиан вскоре прибудет в Лахун, Хуэй знал, что его узнают эти варвары, кишащие в городе, и тогда его судьба будет действительно ужасной.
Кен и двое других мужчин, похоже, увлеклись обсуждением другого ритуала, который Исетнофрет проведет во имя Сета этой ночью. Это должно дать ему время покончить с жизнью своей матери так, чтобы Кен его не обнаружил. Он мало что мог поделать с гиксосами. Судьба Лахуна была решена. Но что тогда делать с Ипвет?
При мысли о своей сестре Хуэй почувствовал, как у него скрутило живот. Он зайдет к ней перед отъездом, попытается еще раз убедить ее пойти с ним. Возможно, судьба сделала его таким, но он был убежден, что именно таким он и был сейчас.
Хуэй вынырнул из-за колонны и скользнул в тень за пределами света от двери кабинета. Он пробормотал молитву, зная, что достаточно будет одного взгляда в его сторону, чтобы Кен почувствовал его движение в темноте, и с колотящимся сердцем пронесся мимо двери к лестнице.
Так тихо, как только мог, Хуэй поспешил вверх по лестнице в спальни. Он почувствовал, как на него снизошло странное спокойствие, когда он направился к комнате Исетнофрет. Все, что он делал с тех пор, как сбежал из Лахуна, вело к этому моменту. Наконец-то он обретет покой. Наконец-то его отец будет отомщен.
Хуэй сжал нож перед собой, слегка повернув лезвие так, чтобы на нем отразился лунный свет, льющийся через окно.
Один удар, сказал он себе. Один удар.
Он прижался к стене у края двери Исетнофрет и прислушался. Ровное дыхание. Спит, возможно, видит сон. О чем? Власть, которую она вскоре собиралась получить в свои руки, высшая власть, стоящая за спиной Кена со всем Египтом перед ней, манипулирующая им, искажающая его, развращающая его еще больше?
Хуэй шагнул в дверной проем.
Исетнофрет лежала на своей кровати, обнаженная, с раскинутыми грудями, ее черные волосы разметались по роскошной подушке. Лунный свет падал на ее обнаженную шею, как будто боги указывали ему путь.
Хуэй поднял нож. Его рука дрожала.
Хуэй подавил рыдание. Он должен был это сделать. Он должен был покончить с жизнью своей матери за все, что она сделала, и за все, что ей еще предстояло сделать. В его голове промелькнуло видение ее бьющей струей крови, пропитывающей белое белье под ней, Исетнофрет, булькающая, хватающаяся за горло, и он, склонившийся над ней, пропитанный ее кровью, наблюдающий, как гаснет свет в ее глазах.
И все же где была радость, которую он должен был испытывать, представляя себе это зрелище? Где было освобождение – покой?
Его трясущаяся рука опустилась. Он научился сражаться и убивать, но Хуэй не был хладнокровным убийцей. Он никогда не думал, что будет чувствовать себя так. Тогда ему придется заставить себя сделать это, хотя он будет проклят навечно. Он поклялся в этом себе, памятью своего отца.
Хуэй переступил одной ногой через порог.
Чья-то рука легла ему на плечо, и он чуть не вскрикнул, но эти цепкие пальцы дернули его назад, прижали к стене, а другая рука зажала ему рот прежде, чем он смог произнести хоть слово. Лицо, прижатое так близко, что он мог чувствовать дыхание на своей щеке, и он понял, что смотрит глубоко в глаза Ипвет.
Они искрились теплым признанием, когда она снова увидела своего любимого брата, и Хуэй почувствовал прилив любви, который удивил его самого. Ипвет прижала палец к губам, просто чтобы убедиться, что он не сделает такой глупости, как крик, а затем она потащила его прочь в свою комнату.
Ипвет обняла его и уткнулась лицом в его плечо. Она держала его так мгновение, молча, и Хуэю показалось, что он чувствует слезы на своей коже, но нет, это была не его сестра. Отстранившись, она улыбнулась ему.